— Да ну за что,
гражданин следователь, за что?! Не понимаю!..
— Сейчас поймешь. Членом
Союза воинствующих безбожников был?
— Почему — был? Я и не
выходил вроде.
— Теперь все в твоей
жизни — «был»! Теперь ты приплыл. А отплывают отсюда только в трюме баржи. Сам
знаешь куда. Ибо согласно директиве, сам знаешь чьей, — допрашивающий поднял
палец вверх и многозначительно гмыкнул, — всем, кто в «Союз» вступал, а себя не
проявил, всем в такие вот кабинеты допросные приплывать, а потом — на баржу.
— Да я!.. Да как — не
проявил?! — допрашиваемый аж задохнулся от изумления и негодования. — Да я вот
по этой стене, согласно приказу, с улицы с подъемного крана на тросе шаром
двухтонным долбил!.. Тут же, это же... ну тогда ж тут это же Собором было!..
— Точно, был собор, а
теперь — зэкам сбор, то бишь, тюрьма. А кабинетик мой, пра-альна, как раз и
есть за той стеной, по которой ты долбил, — допрашивающий кивнул на полусбитое
изображение на побеленной стене. — А и гляди-ка, его тоже забелили, а он все
равно проступает. Не знаешь, кто тут нарисован, которого ты в спину долбал?
Допрашиваемый только
плечами пожал, мельком взглянув на изображение на стене. Изображен был какой-то
старик с крестом в руке. Вместо глаз пусто и страшно смотрели на допрашиваемого
глубокие выбоины, будто зубилами выбивали. Такая же выбоина зияла в центре лба.
Длинные одежды его все были покрыты пятнами — краска вместе со штукатуркой то
ли сама отвалилась, то ли тоже отшибли. И только золотистый круг вокруг головы
не имел ни выбоин, ни пятен и казался не поблекшим, скорее запыленным — протри
сейчас тряпочкой и засверкает, будто только что выписали.
— Вот и я не знаю, —
сказал допрашивающий следователь, закуривая, — чего там было написано вокруг
головы, да сбилось, не поймешь теперь.
— Так замажьте, —
буркнул допрашиваемый и вновь поднял глаза на изображение, теперь уже
вглядываясь. И послышалось вдруг, будто бухнуло с улицы по стене, по спине
изображенного двухтонным шаром. А размах-то какой! Сама стрела двадцать метров,
а раскачал, помнится, как! Аж зажмурился сейчас, представив, как вламывается
сюда на него громила-шар вместе с разгромленной им сейчас стеной... не могла
стена устоять. И тут две выбоины, бывшие когда-то глазами, ожили и будто в
самом деле возник из воздуха и полетел на него от них, оживших, громила-шар
двухтонный. Едва не вскрикнул.
— Чего дергаешься? —
усмехнулся следователь. — Я и говорю, старичок серьезный был, забелили, а ему и
белила нипочем. Больше забеливать не стали. Он ведь, ха-ха-ха, и засадил тебя
сюда! Ты на мой смех не тушуйся, я все время смеюсь, у меня и прозвище тут —
Весельчак. Гы, весело с вами. Так вот, приехала на тебя телега, то бишь сигнал
от сознательного гражданина-свидетеля поступил, что халтурил ты, когда старичка
этого в спину долбил, ха-ха-ха, сознательно, так сказать, демонстрировал
контрагитацию.
