И тут вскинулся
Весельчак. Слушал до этого напряженно, но вот вскинулся вдруг:
— Ха, так ты еще и
молит-веник?!
— Еще ха-хакнешь, точно
убью.
Нутро Весельчака хотело
жить и ха-ха не выпустило.
— Я такой же
молитвенник, как ты пахарь...
И глаза!.. Эти глаза
напротив... Не было у Весельчака ни Родины, ни матери, т.е. были и место
рождения, и мать, родившая его, а Матери-Родины не было, ничего не было
стержневого в душе. Ну хоть какого. Выполнять директивы и приказы, и чтоб без
оценки — всё. И при выполнении любой цинизм, любой сволочизм — необходимые и
достаточные инструменты. Будет завтра директива в «Правде» — бить-сажать
изъятелей-грабителей и разорителей храмов, — так запросто. И Зелиг Менделевич
подпишет наперегонки с его матерью (что такое мать, если — директива), что они
сожгли Москву в 1812 году и устроили в Успенском соборе конюшню, перед этим
перелицевав святую Софию в Константинополе — в мечеть...
Весельчак опустил глаза,
поединок глазами кто кого переглазит проигран.
...Зло — добро, зло
нале-, добро — напра-, понятия абсолютные, оценка совести, что есть у каждого,
всегда абсолютно. Выбирай! И выбор твой не нарушится. Перед Весельчаком стоял
явно узник совести, он добровольно сидит в камере, на которой не номер, а
надпись «совесть». Вертухаев нет, выходи, а он вместо этого изнутри заперся, в
глазок ключ выкинул и глазок задраил, ни с кем нет общения, кроме совести
своей, он не выбирает «нале-» или «напра-», за него все выбрано, и он из этой
выбранности состоит. Отпустил узника Весельчак, директива номер два пришла: можно
стрелять. Правда, как бы и не очень, но если стрельнул, то хоть не провокатор.
Отбивался он, безоружный, один против... Не считал никто, сколько их было и
скольких он положил, категорический приказ гауптштурмфюрера — «живьем!» не был
исполнен. Категорический приказ своей совести «живьем не даться» выполнен был.
Сам гауптштурмфюрер трижды стрелял в воздух на похоронах, сопровождая салют
крамольной мыслью: «Взвод бы мне таких, уже б в Москве были...»
— Эй, Весельчак,
Весель-ча-ак! Мусолишь, думаешь, с чего начать? Иголки под ноготь, или
муравейник?
Весельчак рывком
развязал руки и ноги Ртищева и сказал:
— Муравейником не
отделаешься. Там в твоих запасах выпить есть чего?
— У-у, да такое!
Все-таки всуропил генерал.
— Ну вот, выпью,
отсмакую один, а тебе не дам.
— Ну ты — садист, а там,
кстати, именно чтобы смаковать.
— Главное, чтоб пожрать
было. Так где там?
