Опрокинув очередной, Гепнер
спросил:
— Сколько храмов открыл?
— Если считать по всем
фронтам, то 1200.
И тут Гепнер почему-то
вдруг уставился на собутыльника долгим угрюмым взглядом.
— Эрик, я не стол, я
сдачи дам. Я ж тебе сказал, что больше ничего не боюсь, а уж трибунала-то...
— Под трибунал пойду я.
Я отпускаю тебя. Иди, неси икону в свой храм. Пусть он будет 1201-м. Будешь
меня встречать. Я буду не в автобусе, а на танке. Да хоть и пулей. В Москву
войдем, Федор? Видишь, теперь я спрашиваю.
Теперь Гепнеру досталось
от Ртищева взглядом, что тому столу от кулака Гепнера.
И ответ, что от того
кулака:
— Нет, Эрик, не войдем.
— Торжество Православия?
— Оно.
— Тогда зачем идем?
— Присяга и приказ.
— Тебя освобождаю. Иди.
— А я присягу давал не
тебе. Отречение моего Государя было мне освобождением, а тот, кому я сейчас
присягал, — не отрекся. И только он меня может освободить.
— Ну, а эти, Левадские,
с патриаршим крестом на веревочке?
— Я не эти, а и меня,
ведь, кому я присягал, — не предавал. Так что, Эрик, допиваем трофейный шедевр
и прем дальше, ничего больше не остается.
— Чем порадуешь, Вилли?
Обычно тебя искать приходится, а тут сам, — Гитлер пребывал не просто в
приподнятом настроении, он восторженно летал: полностью разгромлен Юго-Западный
фронт, Гудериану и Клейсту по высшему кресту; Довесок — 600 тыс. пленных, 4000
танков и прочая и прочая, одних сапог 3 миллиона пар. «Несметными» — так назвал
трофеи Гудериан. — Ну что, Вилли? Крест за Киев почему не на тебе? На парадном?
Организация переправы Клейста — блеск. Хвалю. А хвалю я, как ты знаешь, редко.
Помню, как ошарашил ты меня той директивой! Ха-ха-ха.
— Профессия такая и
должность такая, мой фюрер (едва не сорвалось «господин Гитлер»). Ошарашу и
сейчас, — Канарис положил на стол перед Гитлером бумагу. Точно таким же жестом,
как тогда. Гитлер взял бумагу и задал тот же вопрос, что и тогда:
— Ты что приволок,
Вилли?!
Канарис, как тогда,
развел руками.
— Прошение. Или, как
говорят русские, заявление по собственному желанию... Просьба рейхсканцлеру
освободить подателя сего от присяги рейхсканцлеру.
— И только с этим ты
пришел?!
— Нет, конечно, принес я
Гудериану полную выкладку разведданных о направлении его удара на Орел. Думаю,
это будет самый блистательный танковый удар всей войны. А начать решил с этой
бумаги. Так сказать, с новости как бы... Не очень.
— Но что за демарш?
— Это не демарш, это
продуманное решение.
— Но ведь он, по вашим
же данным, отменный работник и солдат?!
