Мебель эту Руслан передвигал по квартире целый год, пока Татьяна не нашла самый выигрышный, на ее взгляд, вариант и не успокоилась.
Иногда он пытался образумить ее, говорил, к чему, мол, такая спешка, нервотрепка. Но у нее тут же влажнели глаза, и она отвечала, что не для себя же старается, для семьи. Лозунг «для семьи», по ее убеждению, сомнению подвергаться не мог.
Ему и впрямь было трудно упрекнуть ее в чем-то: «для семьи» — было для нее прежде всего. С первого дня в их доме появилась швейная машинка «Зингер», подарок Таниной бабушки, и когда бы он ни возвращался из командировки, заставал жену за шитьем. Это необычайно трогало Маринюка, вызывало к ней жалость: он запрещал ей брать заказы, но у Татьяны на этот счет было свое мнение.
Конечно, они старались не пропускать концерты, ходили в кино, но все равно жизнь их теперь резко отличалась от той, что они вели прежде. Зато о них теперь все чаще говорили: «Какая хозяйственная пара!»
В то лето, когда они окончательно обустроились в своей кооперативной квартире, Руслану выпала командировка в Актюбинск, и он, конечно, выкроил несколько дней, чтобы посетить родной Мартук.
* * *
В Мартуке Маринюк не был давно и возвращался туда совершенно другим человеком. Поселок заметно изменился, чувствовалось, что достаток пришел и в эти края. С тех пор, как в каждом дворе появилась собственная колонка, Мартук зазеленел, и цветы, столь редкие здесь в прошлом, теперь украшали все дворы. У Маринюков мало что изменилось, только неожиданно крепко вымахали деревья, посаженные некогда Русланом, да буйно цвели одичавшие кусты роз. Отец дорабатывал до пенсии в сторожах и пил по-прежнему. Не стало и коровенки, столь привычной во дворе, земли вокруг поселка распахали, негде стало выгуливать коров, негде сена на зиму запасти. Живут на городской манер, все из магазина. Многих друзей Руслана уже не было в поселке: Славик завербовался на флот и ловил где-то у далеких берегов Исландии селедку, Рашид сидел в тюрьме за драку. А многие не вернулись после армии, уехали на комсомольские стройки или женились и остались в благодатных краях. Но его, первого дружка Тунбаева, узнавали, помнили. Днем он чинил прохудившуюся крышу, менял электропроводку в доме, в грозу случались замыкания и мог возникнуть пожар. Ездил с матерью на огороды, поливал и окучивал картошку. Иногда среди дня брал у соседского мальчишки велосипед и отправлялся на речку. Как-то вечером, после кино, даже заглянул на танцевальную площадку. А наутро, когда он обрезал сухостои на деревьях, к калитке подъехала на велосипеде девушка лет пятнадцати и, почему-то озираясь по сторонам, окликнула Руслана. Когда он подошел к ограде, она протянула ему записку и тут же, не дожидаясь ответа, укатила. Маринюк развернул аккуратно сложенный листок в клетку. Знакомым летящим почерком было написано всего несколько слов: «Руслан! Только сейчас узнала, что ты в Мартуке. Была бы рада увидеть тебя. Валя».
