— Да, — ответил он. — Я деревенский пьяница, Марина. Но пусть это не вводит тебя в заблуждение. Гектор Рикардо все равно остается защитником. К тому же покажи мне человека без порока, и я докажу, что у него нет и добродетели.
И годы спустя он один из немногих, кого я могу назвать другом.
На то, чтобы раздать нескольким сотням человек то, что им сегодня причитается, уходит двадцать пять минут, и, когда в очереди никого не остается, мы усаживаемся поодаль и сами едим. Мы едим так быстро, как только можем, потому что знаем: чем быстрее мы все вымоем и приберем, тем раньше освободимся.
Уже через пятнадцать минут мы пятеро, которые обслуживали очередь, скребем кастрюли и сковородки и протираем стойки. Уборка в лучшем случае занимает час — и это только в том случае, если все, кто поел, сразу уходят из столовой, что случается довольно редко. Пока мы убираемся, я украдкой бросаю в сумку непортящиеся продукты, которые собираюсь захватить сегодня в пещеру: сушеные фрукты и ягоды, орехи, банку тунца, банку фасоли. Это тоже стало для меня еженедельной традицией. Я себя долго убеждала, что ношу еду, чтобы перекусить, пока рисую на стенах пещеры. Но на самом деле я создаю запас продовольствия на случай, если произойдет худшее, и мне придется скрываться. Под худшим я имею в виду их.
Когда я наконец выхожу, потеплее одевшись и сунув под мышку скрученное одеяло с кровати, солнце уже клонится к западу и на небе нет ни облачка. Сейчас половина пятого, и в моем распоряжении в лучшем случае полтора часа. Я терпеть не могу, как устроены воскресенья: сначала время ползет, а когда мы освобождаемся, начинает лететь. Я смотрю на восток и жмурюсь от яркого света, который отражается от снега. Пещера находится за двумя скалистыми холмами. Снега навалило так много, что я не уверена, смогу ли найти вход в нее. Но я надеваю шапку, застегиваю куртку, повязываю на шею одеяло так, что получается накидка, и иду на восток.
Я выхожу на тропу у двух высоких берез, и мои ноги мерзнут сразу же, как я ступаю в глубокие сугробы. Покрывало, как шлейф, метет снег за мной, стирая следы. Я прохожу несколько приметных точек: скалу, выступающую в ряду других, не совсем обычно наклоненное дерево. Примерно через двадцать минут я прохожу скалу в форме горба верблюда, и это значит, что я почти на месте.
У меня есть слабое ощущение, что за мной наблюдают, может быть, идут. Я оборачиваюсь и обвожу взглядом гористую местность. Безмолвие. Снег и больше ничего. Одеяло, повязанное на шею, отлично справилось с задачей, заметая мои следы. У меня к затылку медленно подступает тревожное чувство. Я видела, как умеют сливаться с ландшафтом кролики — ты замечаешь их, только когда чуть ли не наступаешь. И я понимаю: если я кого-то не вижу, это еще не значит, что и меня не видят.
