Мы спешим принять душ, быстро чистим зубы, причесываемся и наряжаемся в свою лучшую воскресную одежду — она у всех одинаковая, черно-белая, и оставляет открытыми только ладони и головы. Когда большинство девушек ушли, в комнату входит Аделина. Она встает передо мной и поправляет мне воротник рубашки. От этого я чувствую себя маленькой девочкой. Я слышу, как толпа заполняет церковь. Аделина молчит. Я тоже. Я смотрю на проблески седины в ее темно-рыжих волосах, которую раньше не замечала. У ее глаз и у рта появились морщины. Ей сорок два года, но выглядит она на десять лет старше.
— Мне приснилась девушка с черными волосами и серыми глазами, которая протянула мне руку, — говорю я, нарушая молчание. — Она хотела, чтобы я взяла ее за руку.
— О'кей, — говорит она, не вполне понимая, зачем я ей это рассказываю.
— Как ты думаешь, могла это быть одна из нас?
Она расправляет последнюю складку на воротнике.
— Я думаю, что тебе не стоит слишком увлекаться толкованием снов.
Мне хочется с ней поспорить, но я не знаю, что сказать. Поэтому я только роняю:
— Это казалось реальным.
— Со снами так бывает.
— Но ты когда-то давно говорила, что на Лориен мы иногда могли общаться между собой на больших расстояниях друг от друга.
— Да, а после этого я рассказывала тебе о волке, который мог сдувать дома, и о гусыне, которая высиживала золотые яйца.
— Но это были сказки.
— Все это — одна большая сказка, Марина.
Я скриплю зубами.
— Как ты можешь так говорить? Мы обе знаем, что это не сказка. Мы обе знаем, откуда мы прибыли и зачем мы здесь. Я не знаю, почему ты себя так ведешь, словно ты не прилетела с Лориен и не обязана обучать меня.
Она заводит руки за спину и смотрит в потолок.
— Марина, с тех пор как я оказалась здесь, как мы оказались здесь, нам улыбнулась удача, и мы узнали истину о мироздании, о том, откуда мы взялись, и о нашей подлинной миссии на земле. Все это сказано в Библии.
— А Библия — это не сказка?
У нее напрягаются плечи. Она хмурит брови и стискивает челюсти.
— Лориен — это не сказка, — говорю я, и, не успевает она ответить, как при помощи телекинеза я поднимаю подушку с ближней кровати и кручу ее в воздухе. Аделина делает то, чего никогда не делала прежде: она дает мне пощечину. И бьет сильно. Я бросаю подушку и прикладываю ладонь к горящей щеке. От неожиданности у меня челюсть отвисла.
— Не смей делать это при них! — произносит она в ярости.
— То, что я сделала, — это не сказка. Я не из сказки. Ты мой Чепан, и ты тоже не из сказки.
