А что сегодня Том сказал с утра, когда они встретились наверху у лестницы? Будь бдительна – вот что.
Но если подозревать каждого, то так и слова вымолвить не сможешь. Ее вот уже от подозрительности парализовало. Дважды она писала тому парню сообщения. И дважды стерла, так и не отправив.
– Знаешь, – проговорила она вслух, – я даже мечтаю теперь осторожно.
– Милая, я проводить папу с Томом не успею, если мы сейчас с тобой заболтаемся, – ответила мать.
– А ты разве с ними не поедешь?
– Я им не нужна, видимо.
– И чем будешь весь день заниматься? Она пожала плечами:
– Да как обычно – приберусь, подумаю, что на ужин приготовить. Может, к бабушке съезжу, уберусь там.
– Я с тобой хочу. Ты меня уже давно просишь помочь разгрести дом. А потом можем на пляж сходить. Будет здорово!
– Попытка не пытка, Элли, но ты едешь в школу, и точка. Можно тебя здесь высадить? Пройдешься немножко пешком?
Она притормозила у набережной. Элли поглядела на воду. Темная, почти неподвижная. Что, если нырнуть и превратиться в русалку, как Том говорил? Поплескалась бы среди уток и промокших хлебных мякишей, пока не настало время идти домой.
– Это тебе на обед, – сказала мать и протянула ей десять фунтов. – Хватит еще, чтобы попить кофе после школы с друзьями. Уверена, папа поймет, если ты сегодня немножко задержишься и не засядешь сразу за зубрежку.
– А мне кажется, не поймет.
– Да брось, детка, ты с ним помягче. Он же хочет, чтобы ты экзамены хорошо сдала, но понимает, что и с ребятами хочется пообщаться.
Элли хотела было объяснить, что нет у нее никаких «ребят», что стать своей в новой школе гораздо сложнее, чем кажется ее матери, а теперь, когда брата обвиняют в изнасиловании, и вовсе не представляется возможным. Но ей не хотелось, чтобы мама совсем потеряла надежду.
– Что ж, если вернусь поздно, – ответила она, – ты знаешь, где меня искать.
Она открыла дверцу. До моста путь лежал по набережной. Школа была на другом берегу – три низких здания, сплошь стекло и углы. Там же виднелась детская площадка, залитая солнцем; звонкие детские голоса раздавались со всех сторон – дети бежали в школу.
– Думаешь, все будут на меня пялиться? – еще раз спросила она.
– Не будут, конечно. А если станут, скажи учительнице.
– А общее собрание, думаешь, тоже специально отменят, чтобы меня не смущать перед всей школой?
– Ох, детка, понимаю, как тебе тяжело, но ты должна быть храброй. Ради Тома, дорогая. Ты подумай о нем.
Она потянулась и поцеловала ее в лоб. Хорошо бы поцелуй был волшебным, как у доброй колдуньи из «Волшебника страны Оз»*.
