.
Даже если представить, что все, о чем пишут «Последние новости», правда, хотя сообщение об отрядах ВКПГ ставит под вопрос и остальные факты, изложенные в статье, — то кажется слишком наивным, с точки зрения оппозиции, объявлять об этом на весь мир, провоцируя власть принять самые жесткие меры для спасения завоеваний революции.
Мы напрасно так умны и так дальновидны в политике. Если бы мы вместо того, чтобы пытаться делать историю, пытались просто считать себя ответственными за отдельные события, составляющие эту историю, то может быть вышло бы и не смешно.
В. Шкловский
Я не берусь утверждать, что именно — ультиматум ВКПГ или «сенсации» из эмигрантской прессы, или другие особые обстоятельства[24] послужили подлинной причиной ликвидации Комитета 27 августа 1921 года и ареста его наиболее активных членов из числа общественных деятелей. Разобраться в сложном переплетении и столкновении различных интересов и амбиций, приведших к краху сотрудничество советской власти и «старой» интеллигенции, можно, лишь обратившись к документам в архивах ВЧК — ФСБ.
Для меня же важно показать, что в становлении советского государства был период, когда возможность такого сотрудничества ни властью, ни интеллигенцией не отрицалась. Поэтому-то и в отношении арестованных обошлось без жестокости: постановлением ВЦИК семерым сосланным в небольшие города и местечки России членам Помгола (Прокоповичу, Кишкину, Кусковой, Осоргину, Коробову, Черкасову и Кафьевой) было впоследствии разрешено переехать в губернские города, за исключением Петрограда, Москвы, Киева, Одессы и Харькова, или выехать «на собственный счет» за границу. Из них правом выезда воспользовались только Кускова и Прокопович[25]. А В. Ф. Булгаков, хранитель музея Л. Н. Толстого и член президиума Комитета помощи голодающим им. Л. Н. Толстого, получил возможность в печати — в газете «Коммунистический труд» — опровергнуть обвинение, выдвинутое против него ВЧК и опубликованное в «Известиях»[26]…
Таким образом, Кускова и Прокопович «открыли» список высланных за границу еще в июне 1922 г., т. е. до окончательного решения властями вопроса о механизме и идеологическом обосновании этой процедуры.
С попыткой помочь голодающим, но уже средствами одной только власти связана другая акция, получившая резонанс во всех слоях советского общества, — изъятие церковных ценностей[27]. Эта история сразу же обросла нелепыми сплетнями и слухами. И если бы прелюдией к ней и ее генерал-басом не была сама смерть, то она бы вошла в сокровищницу забавнейших исторических анекдотов (как в свое время это произошло с Петром Великим и его указом о переплавке колоколов на пушки)… Конечно, нельзя отрицать фактов стяжательства среди людей, занимавшихся изъятием, — традиционное российское жулье к тому времени уже изрядно укоренилось в недрах советской администрации, унаследовавшей многие пороки царской управленческой модели. 21 февраля В. И. Ленин с яростью и отчаянием писал А. Д. Цюрупе:
