Йезад понял, отчего заигрывания Вили так удручают его — кокетливые манеры никак не вязались с ее неряшливой внешностью. Не вдаваясь в подробности, он объяснил Вили, зачем пришел, но Вили утром видела «скорую» и слышала скандал в соседней квартире.
— Понимаю, Йезад-джи, — подмигнула она, — семейные свары способны из самого сильного мужчины сделать беспомощного котенка. Пошли посмотрим, что у меня найдется.
Она пошла вперед, сочувственно ахая по поводу трудной ситуации, в которой оказался Нариман. Трагическая жизнь, говорила она, припоминая гадкие подробности этой жизни. Осведомленность Вили не удивила Йезада: в общине парсов давнишний скандал получил широкую известность и обсуждался он в том же ключе удовлетворения и сочувствия, в котором сейчас высказалась и Вили.
Она остановилась перед старым комодом, полным всяческого хлама.
— Будьте как дома, мой милый, поройтесь в ящиках.
Заметив замешательство Йезада, Вили сама опустилась на колени, выдвигая ящик за ящиком.
— Между прочим, у меня на сегодня есть надежный лотерейный номер. Такой сильный сон, с такими ясными числами — давно такого не видела.
— Удачи тебе, Вили, надеюсь, сорвешь куш.
Безразличие Йезада не остановило Вили; драматически понизив голос, чтобы не ослабить мистическую силу сна, она почти набожно прошептала:
— Кошка мне приснилась. Кошка перед большим блюдцем молока.
— И вы с ней обсудили выигрышное число?
Она с жалостью посмотрела на него, продолжая выгребать барахло из ящиков.
— Смысл кошки и блюдца ясен без слов, Йезад-джи.
— Значит, телепатически общались?
Вили покачала головой.
— Кошка сидела прямо и смотрела на меня. Ее голова и туловище образовали отчетливую восьмерку.
А слева — блюдце молока. Круглое, как нуль. Значит, завтра выиграет восемьдесят.
Но Йезад вошел во вкус.
— Вили, а ты на каком языке видела сон? На английском или на гуджарати?
— Не знаю. А какая разница?
— Большая разница. Гуджаратская восьмерка, — он начертил цифру пальцем в воздухе, — совсем не похожа на кошку, сидящую прямо.
— Большой вы шутник, Йезад-джи, — засмеялась Вили, однако семя сомнения было заронено.
В комоде нашлись квадратные куски клеенки и даже кусок брезента четыре на шесть дюймов, слишком маленький — балкон не закроешь. И тут Йезад вытянул из нижнего ящика нечто кожистое, сложенное и упакованное в хозяйственную сумку.
— А это что?
— Старая скатерть. Для нашего семейного обеденного стола.
— Огромная, похоже.
— Она и есть огромная. Была. За столом с удобством размещалось шестнадцать человек.
