— Да не защищайте вы его, чиф! Было бы это в Америке, мы бы миллионы у него отсудили!
Тем не менее пришлось обратиться к доктору Тарапоре. Он без обиняков объяснил, в чем дело. Рентгеновский снимок не соврал — переломы срослись, однако трещины снова разошлись в результате кальциевой недостаточности и остеопороза.
Был восстановлен строгий постельный режим.
Раз в день Роксана обязательно усаживалась за свои конверты, пересчитывая содержимое каждого и решая, переложить ли несколько рупий из того, что с надписью «Молоко и чай», в другой — «Хлеб и масло»? Или, взяв деньги из «Мяса», поместить в «Рис и сахар»? Джехангир садился рядом с матерью, спрашивал, сколько стоит плоская пачка масла «Амуль», или пачка чая, или кило баранины, делал подсчеты в уме и давал советы.
Роксана, поглощенная невеселыми расчетами, не сразу сообразила, что сын тоже занялся семейным бюджетом, сообразив же, решительно заявила:
— Так, Джехангу, хватит. Деньги не твоя забота. Мы с папой сами разберемся.
— Да, но папа будет…
Хотя сын не закончил фразу, Роксана поняла, что его пугает.
Прошло две недели после обвала потолков. Джал и Куми не показывались. Йезад отказался идти к ним, сказал, что обойдется без милостей этой парочки.
— Могу я высказаться? — настойчиво потребовал Нариман. — Спорами между тобой и Роксаной дела не решить. Пенсия, не пенсия — не оплачены мои расходы. Значит, надо снять деньги с моего счета. Это мои деньги, которые я заработал в поте лица. Все очень просто, никаких милостей.
— Да неудобно мне говорить, что мы пришли за папиными деньгами, — поежился Йезад. — Были бы они порядочными людьми, сами принесли бы.
— У меня идея, — вступил в разговор Джехангир. — Можно сказать, что вы пришли за дедушкиной тростью, за той, которую мы подарили ему на день рождения.
Йезад со смехом потрепал сына по плечу.
— Именно так мы и поступим, — пообещал он.
Йезад и Роксана пробрались через мусор, усыпавший пол гостиной, осторожно переступая через крупные куски штукатурки. Джал бросился стряхивать белую пыль с кресел, хлопая по подушкам и чихая.
Похрустывая мусором, в гостиную вошла Куми. Джал хотел было и для нее почистить кресло, но она придержала его за локоть, показывая, что останется стоять. Тогда и он встал рядом с сестрой. Куми ворчливо сказала, что солнце уже село, у нее готовы угли для лобана, и она как раз собралась совершить вечернее молебствие.
— Тысяча извинений, — ответил Йезад, — мы не хотели вторгаться в твои дела с Богом.
