— Держи лучше язык за зубами! — шикнул на него Гертель. — Или уйди!
Эрдман усмехнулся.
Лахман подошел к солдатам и, засунув руки в карманы, проговорил рыжеволосому прямо в лицо:
— Почему это ты решил заботиться о нас? Может быть, думаешь, что мы тебя всерьез воспринимаем?
— Лично ты или все?
— Мы придерживаемся одного мнения. А ты иди отсюда со своими советами. С нас хватит!
В этот момент раздалась команда дежурного на уборку помещения.
Шрайер пошел в курилку, которая находилась в конце коридора. Закурил и сел на скамейку. Достал из кармана письмо, которое ему прислали с завода, где он работал до армии, прочитал его и задумался.
«Ну и советы же они дают! Не знают нашей армейской жизни, а советы дают. К тому же я еще не комсомолец. Другое дело Лахман! Вот ему пусть и советуют, а меня бы оставили в покое. Да и Хаук теперь не даст нам житья. До сих пор он вел себя тихо, а теперь…» — Шрайер сложил письмо и, сунув его в карман, пошел в спальную комнату.
* * *
На открытое комсомольское собрание явились почти все солдаты четвертой батареи.
Унтер–офицер Бауман сидел на табуретке, прислонившись спиной к стене. Вообще–то он был абсолютно уверен, что такие собрания никакой пользы не дают, они только отнимают много времени и часто кончаются пустыми разговорами. Но тут уж ничего не поделаешь, согласно указаниям командира каждому учению и каждой стрельбе обязательно должны предшествовать партийное и комсомольское собрания.
«Брауэр говорит хорошо, — думал Бауман, слушая унтер–лейтенанта, — но уж больно общими словами».
Собрание не интересовало его. С большим удовольствием Бауман задумался над тем, какую девушку из числа знакомых пригласить ему на вечер, когда он получит увольнение после стрельб.
Он самодовольно усмехнулся. Он знал, что нравится девушкам. А раз так, то стоит ли отказывать себе в таком удовольствии? Он не раз видел, что девушки смотрят на него с любопытством, стараясь встретиться с ним взглядом.
Бауман снова прислушался к тому, что говорил Брауэр. Взводный говорил о тех мелочах, которые часто влияют на результаты стрельб, и притом далеко не в лучшую сторону. Потом он заговорил о гигиене.
Бауман считал, что это его не касается. Уж кто–кто, а он всегда ходит чистым и аккуратным, за что командиры не раз ставили его в пример другим. Даже на учениях, когда всюду была грязь, Бауман ухитрялся щеголять в начищенных до блеска сапогах, воротничок его всегда сиял чистотой, а под ногтями никогда не было темной полоски.
