По тому, как звякала о зубы кружка, мать понимала, что дочка там, в окопах, видела, но начни жалеть — еще хуже расстроишь. Пусть уж так отойдет. Нагрела воды, принесла оцинкованное корыто, помогла раздеться, выкупала.
— А это что? — словно сонная, спросила Сашенька, когда мать надевала на нее блузку.
— Новую вышила тебе, — сказала мать, — как обещала, ко дню рождения.
— Сегодня разве? — чуть удивившись, но тем же отрешенным, усталым голосом спросила дочь.
— Сегодня, сегодня, — кивала мать. — Пятнадцатое августа. Четырнадцать годков тебе.
Сашенька сидела у стола, обхватив голову руками.
Мать что-то придвинула к ней, накрытое белой тряпкой, теплое, пахучее…
— Может, попробуешь? Твои любимые спекла, с абрикосами…
Девочка машинально потянулась к тарелке, надломила один пирожок.
— Ой, мамочка, — жалобно застонала она, — плохо мне, в животе болит…
— Ну положи, не ешь, — тяжело вздохнула мать, — пойдем на воздух.
На пороге девочка вдруг икнула и скорчилась, ее начало тошнить.
— Ничего, ничего, доченька, пройдет, — поддерживала ее за плечи мать, — это бывает. — А про себя ойкнула: «Господи, да за что же ребенку-то такое наказание?»
Спазмы у девочки были долгие и болезненные. Мать то и дело подносила ей холодной воды, заставляла пить через силу.
— Все, больше никуда не отпущу, — укладывая Сашеньку в постель и чувствуя, как ту бьет дрожь, говорила мать. — Хватит, насмотрелась. Вам с Таськой уходить надо. У нас родственники есть в Запорожье и в Донбассе. Все-таки город, легче схорониться. А тут хутор — все на виду.
— Я-я н-никуда не п-поеду, — бормотала девочка.
— Ну, хорошо, хорошо, — соглашалась мать. — Утром гуртом побалакаем.
Перед рассветом под окном хаты Кондрашевых затопали тяжелые солдатские ботинки, раздался беспокойный стук в стекло и хриплый мужской голос позвал:
— Медсестру можно?
Анастасия Тимофеевна нащупала ногами шлепанцы, накинула платье и направилась в сенцы. По хриплому застуженному голосу она узнала бойца, который приходил днем за дочкой в лесополосу. Снимая крючок у дверей, женщина сердито жаловалась в темноту:
— Хоч ночью бы дали дитю отдохнуть. Какая она вам медсестра?.
— Мамаша, простите, — подбежал к открывающейся двери солдат. — Раненые с берега. Некому перевязать…
— Не пущу, — сказала женщина. — Еле заснула. Стошнило ее, чуть всю не вывернуло. Ребенок же… надо жалость иметь. Лучше я уж сама пойду…
— Шину сможете наложить?
— Какую такую шину?
— Ну, если рука перебита или нога?
