Пожалуйста, не смотрите на это, как на исповедь жалеющего себя наркомана, нуждающегося в услугах психиатра.
У меня нет к себе ни малейшей жалости. И это не донос на кого-нибудь в полицию.
Или это даже не прелюдия к чему-либо из описанного выше.
Когда настанет время исполнить этот акт, я это сделаю без какой-либо прелюдии или вводной части. И просто в какой-нибудь день, гуляя по набережной, можно будет дойти до моста Бримлер-Бридж, спокойно подняться на парапет, или на что-нибудь ещё, и нырнуть в кипящую внизу водную пучину.
Я вспомнил тот автобус, и лучше было бы попробовать отмотать рулон этой смертельной киноленты назад. Поэтическое правосудие, видите ли. Возможно это – то, что я должен был сделать, когда меня отправили к автобусу, застрявшему на том мосту. Наверное, тогда стоило бы совершить решающий шаг вперёд, чтобы нырнуть с высоты. Мост, на котором застрял тот автобус, был даже выше чем Бримлер-Бридж. Только подумайте, что в тот день меня тогда спасло, и как.
И мой отец больше всего.
Но сколько раз человеку дано умереть?
Так или иначе, мои родители собрались приехать сюда под конец этого утра.
В одиннадцать часов, чтобы быть точным.
Как я уже сказал, это будет первый визит моего отца после той истории с автобусом на мосту.
Для моей матери посещение было святым делом. Она любезна, остроумна и элегантна. Она – по своей сути любящая жена и мать, и обладает поразительной силой – внутренней силой, не имеющей никакого отношения к игре мускулами. Я всегда это ощущал, даже когда был совсем ребёнком. Мой отец – он также не из робкого десятка. Но он всегда был излишне скрытным, чтобы можно было сполна оценить его силу. Особенность его профессии, я это понял лишь теперь. Его профессиональная любезность, которая не только маскирует человека, но также является и серьёзным инструментом. И его семья. Даже моя мать, при всей её силе.
Когда в сентябре она в первый раз меня посетила, сразу, в первые же дни после того, как я сюда поступил, она сохраняла хладнокровие и спокойствие – то, чего всегда так не хватает мне.
- Ты не хочешь говорить об этом, Марк? - спросила Она.
Меня зовут Бен, а Марк – это имя моего отца. Если бы эта оговорка была сделана не ей, а кем-либо другим, то я обозвал бы это «оговоркой по Фрейду». Но она слишком открыта и проста для того, чтобы такое ей сказать.
Меня удивило, как много она знает о том, что произошло тогда на мосту:
- Я бы не хотел об этом говорить, - сказал я. - И не только об этом.
