У Матрены вырвался невольный печальный вздох.
– Сочувствую твоей беде, – участливо промолвил Микифор.
– Тебя-то здесь за какую вину держат? – Матрена подсела вплотную к Микифору.
– За правду меня в темницу упекли, – с неким вызовом в голосе ответил Микифор. – Приехал я из Ростова в Москву, чтобы составлять летописный свод о деяниях московских князей. Однако великому князю не понравилось, что я не замалчиваю его недостойные делишки, а излагаю в летописи всю доподлинную истину. Вот княжеский гнев на меня и обрушился!
– Ты что же, милок, самому великому князю дорогу перешел?! – изумленно вымолвила Матрена. Ее большие блестящие очи от удивления стали и вовсе огромными. – Ну и дела!.. А ты, Микеша, не робкого десятка, как я погляжу! – Матрена с восхищением потрепала юношу по волосам.
Микифор от сильнейшего смущения на несколько мгновений лишился дара речи. Чувствуя левым боком теплое мягкое плечо черноволосой красавицы и ее крепкое округлое бедро, Микифор вдруг вспотел, хотя в темнице было довольно прохладно. К тому же Микешей его до сих пор никто не называл, ну разве что мать в его детские годы.
Неловкая пауза тянулась недолго.
– Ты монах, что ли? – вновь спросила Матрена, мягко коснувшись руки Микифора.
– Нет, я еще пока послушник, – ответил Микифор, стиснув в своей горячей ладони нежные пальцы Матрены. – Учился я в монастырской школе с семи лет, вот и живу по монастырскому уставу по сей день.
– Не идет тебе монашеская одежда, Микеша, – сказала Матрена, глядя в глаза послушнику. – Ты же теперь в миру живешь, значит, и одеяние мирское тебе носить следует. Темные рясы токмо старцам-монахам к лицу. Или ты обетом каким-то связан?
– Ничем я не связан, – поспешно вставил Микифор. – Коль выберусь отсель целым-невредимым, сразу же оденусь в мирской кафтан. Ну а не выберусь…
Легкая быстрая рука Матрены закрыла рот Микифору.
– Непременно выберешься, Микеша, – прошептала красавица. – Токмо ты уж помоги и мне из поруба выйти непокалеченной. Я чувствую, не зря судьба нас здесь свела. Видимо, созданы мы друг для друга. А ты как думаешь?
– Не иначе, есть в этом Божий промысел, дивная моя, – вырвалось у Микифора, совершенно потерявшего голову от соблазнительного вида красавицы Матрены, от запаха ее растрепанных волос, от прикосновений рук.
Неожиданно для себя самого Микифор крепко обнял Матрену и потянулся устами к ее чувственным губам. Матрена охотно отдалась жадному и неумелому лобзанию молодого послушника, запустив свои гибкие пальцы в его густые давно нечесаные космы.
