Из речи, произнесенной по случаю присуждения Международной золотой медали Андерсена | страница 2



Это словно пробуждение от прекрасного сна, а потом — безнадежная попытка заснуть снова, вернуть себе прекрасный сон.

Но это невозможно, дверь закрыта. А однажды она может закрыться навсегда, и никогда больше ты не вступишь уже в этот очаровательный сад детства.

Мне думается, что только ребенок может сохранить в идеальном гармоническом равновесии два этих фактора: волнение при виде мира обычных вещей и ощущение безопасности от фантастики…

Грандиозный способ самозащиты: обходить опасности и избегать тривиальности.

Возможно, именно это и пытается сделать автор детских книг — восстановить неустойчивое равновесие.

Возможно, задыхаясь от скуки повседневной жизни, он ищет эту утраченную им иррациональность.

А быть может, он просто испуган и ищет путь назад, к безопасности.

Разумеется, он может оказаться автором, великолепно приспособленным к действительности, уверенным в себе и рассказывающим сказки своим детям.

В таком случае я прошу у него прощения с оговоркой: в глубине души я подозреваю его в том, что он пишет для самого себя…

Впрочем, рассказчик детских историй, о котором я сейчас собираюсь говорить, — человек ищущий.

Он ищет скрытые движущие силы этого мира безопасности и опасности, того само собой разумеющегося мира доброты и жестокости, яркого света и непроницаемой тьмы.

И если есть в этом мире какие-либо серые оттенки, то это вовсе не цвета мрака, а цвет этакой волшебной пелены, столь необходимой для невысказанных и скрытых в прекрасном рассказе мыслей.

В книге для детей всегда должно быть оставлено что-то необъясненным, недоговоренным и ничем не проиллюстрированным.

И ребенок должен дополнить это в своем воображении или продолжить путь, осознав как возможное, так и невозможное.

Здесь должна быть тропинка, где писатель, выказывая уважение к ребенку, останавливается, и ребенок продолжает путь один. Сказочник, в конце концов, не более чем человек, который убежал из своего собственного мира и вторгся в чужой. Он сознает это и ограничивает себя…

Иллюстрируя свои сказки, я никогда не ощущаю этого так, как сочиняя их. Прогуливаясь по странному миру, который давным-давно был моим собственным, я рисую не для себя самой, а для тех, кто будет читать сказки. Я рисую, чтобы пояснить, выделить или ослабить впечатление от написанного; это просто попытка объяснить то, что я пыталась выразить в словах и, возможно, потерпела неудачу. Это своего рода подстрочные примечания.

То, что так пугает ребенка в тексте, может быть смягчено в иллюстрации, что намечается пунктиром, может быть усилено, счастливый момент — продлен.