Стихотворения. Рецензия на сборник Анны Ахматовой «Четки» | страница 2

И если, шатаясь от боли,

К тебе припаду я, о, мать,

И буду в покинутом поле

С простреленной грудью лежать —

Тогда у блаженного входа

В предсмертном и радостном сне,

Я вспомню — Россия, Свобода,

Керенский на белом коне.

27 июня 1917, Павловск

Похищение

Потемнели горние края,

Ночь пришла и небо опечалила —

Час пробил, и легкая ладья

От Господних берегов отчалила.

И плыла она, плыла она,

Белым ангелом руководимая:

Тучи жались, пряталась луна…

Крест и поле — вот страна родимая.

Скованная льдом речонка спит,

Снежным серебром блестит околица,

На краю у поля дом стоит,

Там над отроком священник молится.

Ночь поет как птица Гамаюн.

Как на зов в мороз и ночь не броситься?

Или это только вьюжный вьюн

По селу да по курганам носится?

Бьется отрок. Ох, душа растет,

Ох, в груди сейчас уж не поместится.

«Слышу… Слышу… Кто меня зовет?»

Над покойником священник крестится.

Плачет в доме мать. Кругом семья

Причитает, молится и кается,

А  по небу легкая ладья

К берегам Господним пробирается.

Павловск, 1917 г.

О, кровь семнадцатого года!

О, кровь семнадцатого года!

Еще бежит, бежит она —

Ведь и веселая свобода

Должна же быть защищена.

Умрем — исполним назначенье.

Но в сладость претворим сперва

Себялюбивое мученье,

Тоску и жалкие слова.

Пойдем, не думая о многом,

Мы только выйдем из тюрьмы,

А смерть пусть ждет нас за порогом,

Умрем — бессмертны станем мы.

Журфикс

В гостиной в чопорном кресле

Расплачусь как мальчик сейчас, —

Под лифом парижского дома

Русалочье сердце у вас.

В глазах — огонек золотистый,

Насмешливо поднята бровь…

Но ваши холодные губы,

И с вами опасна любовь.

Скорее из дома, где дамой

В кругу говорливых гостей

Русалка доверчивых губит

По старой привычке своей:

Уже я чрезмерно рассеян,

Уже я невесел и нем…

Нет, лучше я чая не выпью

И желтого кэкса не съем.

21 февраля 1918 г.

Снежная церковь

Зима и зодчий строили так дружно,

Что не поймёшь, где снег и где стена,

И скромно облачилась ризой вьюжной

Господня церковь — бедная жена.

И спит она средь белого погоста,

Блестит стекло бесхитростной слюдой,

И даже золото на ней так просто,

Как нитка бус на бабе молодой.

Запела медь, и немота и нега

Вдруг отряхнули набожный свой сон,

И кажется, что это — голос снега,

Растаявшего в колокольный звон.

Нижний Новгород, март 1918

Что в вашем голосе суровом?

Что в вашем голосе суровом?

Одна пустая болтовня.

Иль мните вы казенным словом

И вправду испугать меня?

Холодный чай, осьмушка хлеба.

Час одиночества и тьмы.

Но синее сиянье неба

Одело свод моей тюрьмы.

И сладко, сладко в келье тесной

Перейти на страницу 1 2 3 4 5