— Каким же образом?
— Прости меня бабушка, прости… — вдруг снова нахлынуло на Ларису, когда она почувствовала, каким холодным и ироничным был этот ответ. Она была уверена в том, что теперь они больше не будут с Анастасией Вячеславовной такими друзьями, как раньше, теперь между ними навсегда поселятся недоверие и недосказанность.
— Ты не у меня должна просить прощения, — заметила старая женщина. Лариса взвыла.
— Я попрошу… попрошу, бабушка… я не должна была так! Я не имела права… Я ведь считала, что он такой, как отец… но я попрошу… правда…
— Нет, — оборвала ее Анастасия Вячеславовна, и Лариса даже плакать от изумления перестала. Она последний раз всхлипнула и уставилась на бабушку, замечая каждое изменение в ее лице, а с ним что-то происходило. Губы женщины мучительно сжались, побелели, складки над ними дрогнули, натянулись, глаза потемнели, померкли и подернулись мутной пеленой.
— Лариса, — очень тихо заговорила она, медленно, вкрадчиво, — поздно. Поздно ты решила просить прощения…
— Что это значит!? — крикнула девушка отчаянно.
— Авария. В тот день. На Кирова, — равнодушно, как радио-диктор говорила Анастасия Вячеславовна. Она как будто сообщала последний выпуск новостей. Но при этом вся она напряглась, сморщилась, скорчилась и было видно, каких трудов стоит ей это внешнее спокойствие.
— Он… мертв? — пролепетала Лариса.
Анастасия Вячеславовна молчала и только сжимала ставшие совсем белыми губы.
— Мертв!? — переспросила девушка. В ответе она не нуждалась. Она знала. Она чувствовала.
На нее опустилось облако невыносимой душащей боли. Маленькая кухня поплыла, предметы начали таять. Тишина душила ее, и воздуха стало совсем мало. Вне себя Лариса вылетела из квартиры, в объятиях душного морока, не замечая лестниц, ступенек и стен, она бежала вниз. Анастасия Вячеславовна звала ее, но голос ее таял в этой опустившейся темени.
С неба медленно падал мокрый снег, таявший по дороге к земле. Он оседал на волосах и одежде серебристыми крупными каплями, переливаясь в свете тусклого желтого фонаря.
Мир снова стал ясным и со свей своей остротой и ясностью впился в Ларису, пронзил ее сотней черных стрел. Она осела на колени в лужу подтаявшего снега и вцепилась себе в лицо пальцами, оставляя глубокие кровавые следы от ногтей.
Ей хотелось закричать.
Но вышло тихо, хрипло и сдавленно:
— Нет…
Кеша смотрел на хмурое серое небо за окном и ждал прихода Ленки. Она никогда не являлась во время, предпочитая всегда хоть немного, но опаздывать. Это казалось ей хорошим тоном, а может быть, она просто никогда не следила за временем или не задумывалась, что он, — о глупость! — , может ее ждать.
