Я осторожно оглянулся по сторонам: не видит ли кто снимок в газете? Поблизости никого не было. Я — один. Какой стыд! Когда же это я принимал участие в заготовке кормов? Когда же это я образцово трудился? И мне становится стыдно самого себя, стыдно этой газеты и даже пугают бабушкины шаги, которые я слышу во дворе.
Снова вглядываюсь в газету. Может быть, там уже нет Черного Кожи и он спрятался за чьи-нибудь спины? Никакого изменения, тот же вытянутый Кожа! Он все также «образцово трудился». Что же мне делать? Что скажут в школе, в колхозе? Хотя бы я стоял где-нибудь в сторонке, так нет, пробрался вперед.
Вот если бы снимок был без подписи. Тогда, другое дело. Я бы тотчас обежал аул и всем показал эту газету. Тут мне в голову приходит такая мысль: зачеркнуть подпись чернилами, чтобы нельзя было прочитать!.. Вот та-ак! Тьфу, какой я глупый! Разве у меня единственный номер этой газеты? Наверное, уже все ребята успели получить ее! Поднимут же они меня на смех! И почему это я всегда такой неудачник?
Однажды к полудню, когда стало очень жарко, бабушка мне сказала:
— Кожажан, наш рыжий теленок ушел пастись к реке. Найди его и заведи во двор...
Положив в карман рогатку, я направился в конец улицы. Я уже был у крайнего дома, как вдруг из-за поворота послышалась песня, затем появилась грузовая машина, полная ребятишек.
Чтобы меня не обдало пылью, я сошел с дороги и стал смотреть. Когда грузовик поравнялся со мной, я узнал наших ребят. Они возвращались из лагерей. В кузове стояла Жанар и улыбалась.
— Жанар приехала! — крикнул я и сам испугался своего голоса. С машины также одновременно зазвучало несколько голосов:
— Смотрите, Кожа!
— Привет, Кожа!
Я никого не видел и смотрел на Жанар. Волосы у нее развевались по ветру, и она махала мне рукой. Приветствуя всех, я поднял обе руки и так стоял, пока машина проходила мимо. Потом, сам не зная почему, бросился вслед за грузовиком. Скоро, однако, я отстал, и машина скрылась за поворотом. И чему ты только радуешься, Черный Кожа? Я постоял, подумал и пошел к реке.
Рыжий телок, оказывается, далеко не ушел. Он пасся под обрывом. Подняв голову, он равнодушно посмотрел на меня и снова припал к траве. Я подошел, хлестнул его хворостиной, приказал:
— Пошел домой!
Он как будто понял и пустился к аулу, взбрыкивая ногами. Я гнал телка околицей вдоль реки. Скоро мы поравнялись с домом Жанар. Может быть, она случайно выйдет на улицу, и мы встретимся. Но из дома никто не выходил. По-прежнему под окнами рос бурьян и на дувале сушился кизяк.
