— Я буду ему достойной женой.
— Ты?!
Она смутилась от моих слов, побледнела и произнесла:
— Все женщины в театре начинали с Сархана аль-Хиляли!
Я схватилась за сердце. Да, все судят по собственному опыту, да еще о том, о чем и понятия не имеют. Она как будто угрожает мне. Ненавижу ее. Но сын останется мне сыном, что бы ни случилось.
* * *
Почему муж задерживается?
Почему? Солнечные лучи уже сползают со стен домов по узкой улице, что же задержало его? Он узнал, где сын, и направился туда? Может, они вернутся вдвоем? Я представляю виноватое выражение на его улыбающемся лице, когда он будет просить прощения. Я верю, что эта мука не может продолжаться вечно. Да, пьеса действительно открыла мне глаза на то, что мои плоть и кровь уже слабы. Кто думал, что Халима, красавица, сама невинность, проживет такую жизнь? Сейчас мое сердце бьется только прощением и любовью. Рассуди, Господь, в чем ты нам судья. Даже Караму я прощу его жестокость, потому что он жалок. Я прощу ему все, когда он вернется, ведя под руку моего любимого заблудшего сына. Мое сердце бьется в неожиданном вдохновении, но каждый его удар приближает разочарование… Покупатель сказал мне, взяв свой кулек:
— Ты, мать Аббаса, витаешь в другом мире.
До меня доносится призыв на вечернюю молитву. Короткий зимний день накрывает тьма. Он не мог опоздать без причины. Ему ли не знать цены моего невыносимого ожидания? Но что так его задерживает? Свеча догорает, зимний ветер уносит ее огарок. Я встала, не нахожу себе места. Сердце забилось как-то иначе. Он предал меня без сожаления. Мое терпение кончилось, я иду… Первый, с кем я столкнулась у входа в театр, был Фуад Шельби. Он начал необычно мягко, протягивая ко мне руки со словами:
— Я хочу, чтобы это оказалось неправдой.
Я спросила, теряя последнюю надежду:
— Что случилось?
Он замялся и не произнес ни слова. Я спросила:
— Касается Аббаса?
Он кивнул, но ничего не добавил. Я потеряла сознание.
Очнувшись, я обнаружила, что лежу на диване в буфете, а дядюшка Ахмед хлопочет надо мной. Здесь же были Фуад Шельби и Тарик Рамадан. Дядя Ахмед сообщил мне новость голосом полным сочувствия. Он закончил:
— Никто не верит.
Фуад Шельби довез меня на своей машине. По дороге спросил:
— Если он покончил с собой, где же тело?
Я спросила:
— Зачем он написал это письмо?
И он ответил:
— Это его тайна. Придет время, и мы ее узнаем.
Но я знаю его тайну. Я знаю свое сердце. Я знаю свою судьбу. Аббас мертв. Это зло наиграла дудочка.
