Заведующий постановочной частью что-то проворчал, потом загремел связкой ключей.
— Да, такой старинный обычай.
«Шутки они шутят — подумаешь, храм искусств!» — Маркус сунул кепку в карман пальто.
— А где канатная тяга затвора люка? — спросил он и поднялся на подмостки слева, чтобы иметь лучший обзор.
Буххольц указал рукой:
— Вон там, повыше…
— Там же мы обнаружили и инструментальный ящик с дефектной лампой, — со значением добавил Вагензайль.
Но заведующий постановочной частью не дал перебить себя, поднял руку еще чуть повыше.
— А можно поднять и с галереи, и еще можно…
Тут у него отвалилась челюсть. С вытянутой рукой, замерший на месте, он напоминал сейчас манекен из витрины магазина готового платья. Его взгляд остановился на чем-то там, наверху, а выражение лица было до предела удивленным, если не сказать глупым.
— Что это с вами? — поразился Маркус.
— Там… на галерее… кто-то стоит… — Буххольц с превеликим трудом выдавил из себя эти несколько слов.
Маркус посмотрел в ту же сторону и заморгал от резкого света прожекторов, низвергавшегося сверху. И действительно, в относительно темном проеме между двумя крайними софитами кто-то двигался. Да, это неясное светлое пятно на темном фоне — несомненно человек. Но вот он уже исчез.
— Эй, вы там!
Тишина.
— Как подняться наверх?
— Рядом с дверью — приставная лестница! А я — по главной! — бросил на бегу Вагензайль. Криминальмейстер побежал в противоположную сторону.
— Здесь еще одна приставная лестница!
Перекладинки гладкие и холодные. Маркус поднимался наверх довольно уверенно, хотя ослепленные ярким светом глаза слезились. Кто мог наблюдать за ними? Или выслеживать? Сказано ведь, что все работники театра в столовой. У кого мог быть тайный интерес к работе полиции? Мало ли у кого…
Наконец под ногами твердое покрытие, рифленые железные пластины, тихонько позванивающие после каждого шага. Нет, эта жара от прожекторов просто невыносима!
А внизу все в той же позе, будто окаменев, стоял, задрав голову, Буххольц.
Упало еще несколько тяжелых капель, и дождь утих. Тучи быстро уносило на запад. Реденькая пелена тумана мягко обволакивала фонари.
Дежурная полицейская машина стояла в переулке за театром. Маркус видел, как водитель лениво листает страницы еженедельника. А в комнате режиссер Краних продолжал в чем-то убеждать обер-лейтенанта Штегемана. Похоже, этого молодого, почти юношу, служителя муз предстоящая генеральная репетиция, оказавшаяся под угрозой срыва, тревожила больше, чем смерть шефа. Сдержанность и предупредительность Штегемана, ни разу режиссера не перебившего, вызывали уважение. А лейтенант Краус сидел как на иголках и рисовал в своем блокноте каких-то чертиков.
