— Слушайте, я вас еще в прошлый раз хотела спросить, да не получилось, — вместо «здравствуйте» ринулась в бой Лиза.
— Да, да, как же, вы тогда еще кашляли, — поспешно подтвердил молодой человек. — Спрашивайте — отвечаю.
— Вас, что же, не стригут на заставе? Я полагаю, за такую копну два наряда вне очереди дают.
А он улыбался и не отвечал. Он смотрел на нее так, как, наверное, сама Лиза смотрела несколько лет назад на знаменитую Джоконду, привезенную в Пушкинский музей. С восхищением и недоверием. Ей тогда казалось невероятным, что она стоит перед той самой женщиной, которая покорила весь мир своей непостижимой улыбкой. Но ведь то была Джоконда…
Лизе вдруг захотелось сейчас же, сию минуту, пока лицо ее еще не поменяло выражения, подбежать к зеркалу и вглядеться хорошенько в знакомые черты — возможно, она никогда не замечала в них какой-то особинки, которую углядел в ней этот человек.
Тогда Лиза еще не знала, что не в ней, а в нем заключалась эта редчайшая особинка — уметь видеть в человеке то, что неподвластно взгляду другого…
— Нас стригут, — охотно объяснил пограничник, — но если по стандарту волосы в среднем отрастают за такой-то промежуток времени на один сантиметр, то у меня — минимум в пять раз быстрее. — Он сдернул фуражку. Густые светлые волосы обрушились на лоб, образуя челку, и он сразу сделался совсем мальчишкой.
— Ого! — присвистнула Лиза. — А вы, дедок, без головного убора еще ничего… первой молодости.
За спиной раздался бабушкин голос. Пограничник надел фуражку, отчего в лице появилась жесткость, и представился, но совсем не по-военному:
— Добрый день. Меня зовут Никита Пушкарев. По поручению комсомольцев заставы очень хотелось бы пригласить вас к нам в гости. Нам известно, что вы являетесь потомком декабриста…
Потом бабушка угощала Никиту чаем с ватрушками. А Лиза сидела напротив и затаив дыхание караулила тот короткий миг, когда улыбка в ласковом прищуре удлинит его карие глаза и пробуравит девчоночьи ямки на щеках.
Бабушка обстоятельно выспрашивала Никиту о его семье, о планах, о воинской службе. Она всегда тянулась к молодым, в каждом обязательно углядывала черточки своих бывших учеников, которые разлетелись по белу свету. Всю жизнь Марина Семеновна была учительницей в поселковой школе, теперь мучительно переживала свой недавний уход на «заслуженный отдых». Каждого из бывших питомцев помнила она по имени и фамилии, для каждого сохранила в душе особое нежное чувство.
