Шарль тотчас вскочил и преградил ему дорогу:
– Успокойтесь, друг мой, прошу вас! Значит, так было угодно Богу…
Дон Калидо, невозмутимо наблюдавший за сей душераздирающей сценой, впервые за все время усмехнулся:
– Я смотрю, вы прекрасно знакомы. Что ж, возможно, это и к лучшему…
– Сатанинское отродье! ― не унимался иезуит. ― Как удалось тебе сбежать от инквизиторов? Ты околдовала их?
– Отнюдь, – спокойно ответила Ангелика. – По пути на аутодафе меня похитили неизвестные. Связали и закинули, как квинтал[33] шерсти, на лошадь, а потом в трюме корабля доставили на остров Форментера, где я и провела в заточении почти пятнадцать лет.
Сконци, несколько остыв, взял себя, наконец, в руки.
– Я рад, что вы справились со своими эмоциями, дон Сконци, – воспользовался наступившей паузой торговец. – Думаю, теперь вас не затруднит выслушать подробный рассказ донны Ангелики? Поверьте, он того стоит…
Сконци тяжело опустился на табурет.
– Хорошо, – сказал он, переводя дух. – Я готов выслушать тебя… Ангелика.
Женщина не заставила просить себя дважды: спокойно, почти без эмоций она начала свой рассказ.
– Как только в замок Аржиньи, который теперь принадлежит вам, господин граф, – Ангелика бросила выразительный взгляд на Шарля, – ворвались стражники во главе с доминиканцами, и я, и Жан д’Олон сразу поняли: вы нас предали! Признаться, мне было горько это осознавать, ведь к тому времени, граф, я успела проникнуться к вам искренней симпатией и безграничным доверием…
Шарль покраснел и опустил голову, а Сконци, насупившись, не удержался от возгласа:
– Не тебе, нечестивая, упрекать графа в предательстве!
Ангелика, многое повидавшая и испытавшая за последние пятнадцать лет, благоразумно ответила:
– Я и не думала упрекать в чем-либо его сиятельство. Просто рассказываю обо всем по порядку… Мне продолжать?
Сконци и Шарль утвердительно кивнули.
– Так вот, нас с Жаном связали и бросили в повозку. Я услышала, как один из доминиканцев шепнул стражникам, что «ведьму и колдуна» отправят сейчас в Лион к инквизитору Рамбалю, особенно славящемуся своей жестокостью по отношению к еретикам… Я не могла молиться ни Господу, ни Божьей Матери, так как знала, что они не примут моих молитв и раскаяния. Перед глазами невольно пролетела вся жизнь: детские годы в замке Шильон на озере Леман,[34] смерть отца и матери, скитания по Италии, заточение у Жиля де Рэ, побег из замка Тиффож, встреча с Жаном д’Олоном в Аржиньи… Молодой граф всегда был добр ко мне, иногда мне даже казалось, что он любит меня, – Ангелика невольно всхлипнула, по ее щеке скатилась слеза. – Прошу прощения, господа, я отвлеклась… Так вот, дорога выдалась долгой, меня мучила нестерпимая жажда. По приказу одного из доминиканцев повозка двинулась к ближайшему монастырю целестинцев,[35] где предполагалось заночевать, однако до монастыря мы так и не доехали… Помню лишь, словно свалившиеся с неба свистевшие стрелы, крики стражников, звон мечей и брошенные кем-то слова: «Берем только женщину! Таков приказ альгвазила!»[36] Признаться, слово «альгвазил» я услышала тогда впервые в жизни и значения его, разумеется, не знала… Меня тотчас подхватили чьи-то руки и перебросили, как тюк, через лошадь. Голова от неудобной позы мучительно разболелась, и я… потеряла сознание.
