За дверь я вышла под недовольное бурчание браслета на тему использования его не по назначению, задумчиво прокручивая перстень-карту на пальце. Джеру я его отдам, но потребую с него клятвенное обещание не давать никому скопировать с кристалла информацию.
«Думаешь, что вампир захочет заиметь карту верхних уровней столицы?»
Еще как захочет. Сейчас этот дешевый в общем-то перстень стоит немыслимых денег только потому, что второй такой карты больше нет. Разве что в самой Столице, и то я не уверена, что там будут указаны некоторые из тайных коридоров.
«Да уж, перстенек-то может дороже тебя оказаться», — мрачно пробурчал Фэй.
Именно что. Кольцо, в отличие от меня, не будет никого доводить до белого каления. Кстати, на всякий случай сохрани в себе карту, только засекреть ее так, чтобы докопаться никто посторонний не сумел.
«Сделаю. Кого считать посторонним?»
Пока что всех, кроме меня и Джерайна.
«Принято».
Вот и умничка.
На верхней палубе было ветрено, пустынно и сумрачно. Небо на юге и востоке застилали тучи, и готова поспорить, что большая часть так называемых «облаков» — это замаскированные чаролеты. Солидно, солидно, ничего не могу возразить.
Я облокотилась на отполированный поручень и посмотрела в сторону почти скрывшегося за горизонтом солнца. Красиво. Мне всегда нравилось наблюдать, как закатное небо окрашивается алым цветом, который постепенно сменяется фиолетовым, а затем в вышине над головой робко зажигаются первые звезды. Но сегодня над головой висели свинцово-серые тучи, абсолютно игнорирующие порывы холодного ветра, треплющего мои волосы и воротник рубашки, и звезд не было видно.
— Прекрасный вечер, Алессьер, не так ли? — Дрейк прислонился к поручню рядом со мной и вежливо улыбнулся. Выглядел он, кстати, намного лучше, чем в своем кабинете, когда я подвергла сомнению его очередной «гениальный» план по захвату сидхийской Столицы с воздуха. По крайней мере, пропали синяки под глазами, а нездоровый зеленоватый цвет лица выровнялся, и теперь вампир хотя бы не напоминал замученную недосыпом красноглазую водяную нечисть. — Надеюсь, затворничество хоть как-то повлияло на твое настроение, чуть поубавив яду ехидства, ибо разговаривать, право слово, было сложно. Особенно серьезно. Создавалось ощущение, будто тебя изгнали не за кровь, а за то, что обложила по старой памяти императора большим орочьим матерным загибом, или малым тролльим, что, конечно, практически одно и то же, за некоторыми генеалогическими исключениями. Надеюсь, что мне сейчас повезет чуточку больше, и ты меня все-таки выслушаешь?
