Наскоро попрощавшись с Полиной Петровной, я выбежала из здания больницы. На улице действительно уже стемнело. Моросил мелкий, противный дождик, ветер гонял по больничному дворику обрывок какой-то газеты. Меня колотил озноб. В какой-то момент показалось, что за мной наблюдают. Обернувшись, увидела в ярко освещенном прямоугольнике окна бледное безбровое лицо Маняши. Она, как обычно, улыбалась.
Меня затрясло еще сильнее. Хотелось как можно дальше бежать от этого места, от этого луноподобного улыбающегося лица, от запаха хлорки, от стопочки старых фотографий. Кому она улыбается? Мальчику в пилотке? Мужу? Или себе?
Зажав виски руками, я метнулась к дедушкиной машине. Он уже заводил мотор.
– Быстрее поехали, пожалуйста.
– Едем уже, торопыга, что случилось-то? – Дед сладко потянулся, включил поворотник.
– Ты специально меня оставил с Полиной Петровной?
– Конечно. Жалко, Витьки с нами не было. Вот кому полезно было бы послушать.
– Дед, так же нельзя! – По щекам потекли слезы. Напряжение этого странного дня наконец отпустило, выплеснувшись соленым потоком на кофточку, на бабушкины кримпленовые брюки, на сиденье машины.
Я рыдала всю дорогу до дома. Дедушка мне не мешал.
И только когда мы подъехали к гаражу, уже заглушив мотор, повернулся ко мне, притянул к себе.
– Выплакалась? Умничка. Замечательная ты у меня девочка, Микаэла. Жалко все же, что без Витьки мы эту экскурсию по лабиринтам человеческой души совершили.
Глава 10
Рынок, Алеша и немного о Витьке
Витька в отличие от меня был стопроцентным прагматиком. Его мало интересовали тонкие материи и кружева взаимоотношений. Именно он в голодные 90-е, когда мы, как и полстраны, вынуждены были стоять на рынке, объяснил мне, что торговать не стыдно. Не папа с мамой, а подросток Витька убедил меня, что и мы должны что-то делать, как-то поддерживать родителей.
Я не хочу сказать, что мы были уникальны. В тот момент торговали все. Чем могли. Наиболее предприимчивые наскребали по сусеками какую-то минимальную сумму и собирались в путь-дорогу. В Польшу, в Турцию, кто куда… Еще более хитрые и ушлые перекупали товар у «челноков» уже в России. Чтобы загнать потом на близлежащей барахолке в два раза дороже. Сиреневые, голубые, зеленые болоньевые спортивные костюмы и безразмерные красно-синие клетчатые сумки – универсальные приметы тех лет…
Эти вереницы автобусов, направляющиеся в Турцию, я помню до сих пор. В них – замученные жизнью женщины средних лет с золотыми зубами, пергидролевой завивкой и в тех самых костюмах да мужики неопределенного возраста и социального статуса с неизменной «беломориной». Особо продвинутые курили «Герцеговину Флор» или только появившийся в России «Лаки страйк». Дамы курили «девочковые» пахитоски – черные ментоловые «Море» (произносилось это именно так) в зеленой длинной пачке или такие же, но красные, без ментола. Длинные черные сигареты – символ статуса и определенного материального состояния.
