Они миновали киоски, около которых толпились люди, и вышли на старую улицу, вымощенную круглыми камнями.
— Церковь Марии Магдалины, — сказала Стефани, указывая на здание в романском стиле. — Некогда это была часовня здешних графов. А теперь, всего за четыре евро, ты можешь увидеть великое творение Соньера.
— Ты не одобряешь это?
Она пожала плечами:
— Я никогда не одобряла. В этом вся проблема.
Справа он увидел обветшалый замок, его грязно-серые наружные стены припекало солнце.
— Это усадьба Отпулов, — сказала Стефани, — во время революции ее экспроприировало правительство.
Они завернули за дальний угол церкви и прошли под каменной аркой, украшенной черепом со скрещенными костями. Малоун вспомнил, что в книге, которую он читал прошлой ночью, рассказывалось, что такой символ украшал надгробные памятники многих тамплиеров.
Земля у входа была усыпана галькой. Французы называют это место: «Enclose paroissiaux» («Приходской двор»). И прилегающее пространство выглядело вполне типичным: с одной стороны низкая стена, с другой — церковь, вход в которую сделан в виде триумфальной арки. На кладбище находилось множество могильных плит, надгробий и памятников. На некоторых могилах лежали цветы, многие были украшены согласно французской традиции фотографиями умерших.
Стефани подошла к одному памятнику, не украшенному ни цветами, ни фотографиями, и Малоун немного отстал. Он знал, что местные так любили Ларса Нелла, что даровали ему привилегию быть похороненным на их ухоженном церковном дворе.
Могильная плита была простой, на ней были вырезаны только имя, даты жизни и надпись: «Муж, отец, ученый».
Малоун подошел к Стефани.
— Они никогда не сомневались, стоит ли хоронить его здесь, — прошептала она.
Он понял, что она имеет в виду. В освященной земле.
— Мэр тогда заявил, что нет бесспорных улик, доказывающих, что Ларс сам лишил себя жизни. Он и Ларс были близки, и он хотел, чтобы его друг был похоронен здесь.
— Это чудесное место, — заметил он.
Ей было больно, но он знал: дать понять, что заметил ее состояние, — значит сделать ей еще больнее.
— Я сделала много ошибок по отношению к Ларсу, — промолвила она. — И в итоге это стоило мне Марка.
— Брак — это тяжелый труд. — Его собственный тоже потерпел крах из-за эгоизма. — И материнство тоже.
— Я всегда считала дело жизни Ларса глупостью. Я была правительственным юристом, занимающимся серьезными вещами. А он искал несуществующее…
— Тогда почему ты здесь?
