Про манжетку — замечательно. Вот так и подбрасывается пища для легенд, кочующих из монографии в монографию, из учебника в учебник. Из песни, если хотите, в песню: «И художник на манжете мой портрет нарисовал»…
Правда, позже, в советские уже годы вездесущий Чуковский приметил за Блоком железное правило иметь при себе множество специального назначения блокнотиков, которые были распиханы по разным карманам и в которых поэт время от времени делал пометы, исходя из ему одному известных соображений, что в какой…
Кому верить?..
В кармане у СТИВЕНСОНА всегда лежали две книжки: одну читал, в другой писал. Как правило, во время прогулок, подыскивая слова и разрабатывая диалоги. При этом Роберт Льюис уверял, что «претворял жизнь в слова…сознательно, для практики»…
Исключительно для практики же правил время от времени рассказы старика Толстого зрелый ЧЕХОВ…
Вообще-то, работал Антон Павлович довольно лениво. С некоторой как бы даже прохладцей. Как бы походя. Мог между каким-то совершенно сторонним делом и разговором вдруг отправиться к столу и «подвинуть» начатый давеча рассказ на три-четыре строки. В одном из писем своему задушевному до определенной поры другу Суворину он признавался, что для литературы в нем не хватает страсти («и, стало быть, таланта»): «Во мне огонь горит ровно и вяло, без вспышек и треска, оттого-то не случается, чтобы я за одну ночь написал бы сразу листа три-четыре или, увлекшись работой, помешал бы себе лечь в постель, когда хочется спать». Врач, в общем. Доктор до мозга костей. Хотя врачу-то следовало бы провидеть, что заточение в сырой Ялте доконает его скорее морозной Москвы…
Что известно доподлинно, так это то, что по ночам Антон Палыч не писал. Во всяком случае, заматерев — уже никогда. С утра пил кофе: «Утром надо пить не чай, а кофе. Чудесная вещь. Я, когда работаю, ограничиваюсь до вечера только кофе и бульоном. Утром — кофе, в полдень — бульон»…
Насчет бесстрастия с бесталанностью — это, конечно, самооговор. Близкие к писателю Бунин и другие восхищенно отмечали, что кумир практически никогда не выпадал из творческого процесса: «всегда думал, всегда, всякую минуту, всякую секунду, слушая веселый рассказ, сам рассказывая что-нибудь, сидя в приятельской пирушке, говоря с женщиной, играя с собакой…»
Короленко вспоминал об одной их встрече. «Знаете, как я пишу свои маленькие рассказы? — спросил Антон Палыч. — Вот». И, оглянув стол, «взял в руки первую, попавшуюся на глаза вещь — это оказалась пепельница», поставив которую перед Владимиром Галактионычем, заявил: «Хотите — завтра будет рассказ… Заглавие “Пепельница”». Надо думать, Короленко не выразил сомнений — рассказа с таким названием у Чехова, кажется, так и не появилось…
