Игра со спичками | страница 15
— Так ведь чужими руками легче жар загребать, — ответила я, — даже если всё накроется, можно разводить руками и говорить, что мы тут не при чём. И на ёлку залезть и штанишки не порвать. Правда, при Советской власти им на ёлку залезть всё равно не удастся.
— Чушь какую-то порет, — вздохнула мать, но бумагу всё же дала.
Доклад, правда, прошёл так себе. Даже обидно. Я вовсю старалась, приводила примеры, даже пыталась шутить, чтобы привлечь внимание. Бесполезно. Большинство только делали вид, что слушают, и то не очень старательно. Может, виной было неудачное время, меня поставили самой последней, и все ждали и дождаться не могли, когда всё кончится. Я потом спросила у Кати, сильно это было занудно? Та ответила: «Очень ты долго». Что поделать, если людям ничего не интересно и 20 минут для них долго. Лекарства от равнодушия ещё никто не изобрёл. В конце концов, я плюнула на все свои переживания и вплотную засела за учебники.
Экзамен на следующий день я, вопреки опасениям, вытянула на четыре. По счастью, вопросы касались доперестроечных эпох, а тут уж помогла привычка не верить тому, что пишут в учебниках 90-х, а разбираться самой. Вдобавок, некоторые вещи всплывали интроспективно, примерно как в разговоре с матерью накануне. Так что единственное, что меня подвело, это некоторая неуверенность в себе.
Впрочем, всё это сущие пустяки по сравнению с тем, что произошло накануне… Нет, не произошло, но могло произойти! Я помню, как мать ворчала, недовольная четвёркой, а я ходила счастливая и улыбалась. В голове у меня почему-то вертелась строчка из А. Галича: «Тут его и цап-царап на партком!». Как-то, ещё в том мире, я спросила у отца, что такого страшного происходило на том самом парткоме. Выяснилось, что там «сильно ругают». В таком случае, можно считать, что мама мне каждый месяц устраивает «партком». И вообще, я не понимаю, как на такие вещи можно серьёзно жаловаться и устраивать из этого трагедию. Надо просто избегать каких-то вещей. И относиться философски, как бравый солдат Швейк.
Я продолжила свою игру в «десять отличий». Впрочем, в этом мире оказалось не так много вещей, представлявших интерес. Ну, у сувенирного плюшевого мишки на груди медаль «80 лет СССР» появилась, ну, на пару-тройку иностранных шмоток меньше стало… В общем, никаких ужасных следов экономической отсталости я не заметила.
Я подошла к бывшему магнитофону «Philips», и обнаружила, что форма его несколько изменилась и на нём появилась надпись «Яуза». Да, это действительно была «Яуза», правда, не такая, как во времена молодости моих родителей, а вполне себе нормальный кассетник, ведь технический прогресс в Советском Союзе всё же не стоял на месте. Компьютер, кстати, тоже остался компьютером, а не превратился в «Эрику». Правда, это был уже не Pentium-4, а что-то попроще, типа IBM-486. Вместо бесшумного лазерного принтера Hewlett-Packard на столе красовался матричный, скрежетавший при печати так, словно ехала «лягушонка в коробчонке». Даже интернет был, но только через модем и, кажется, с фильтром, не пропускавшим порно. Но самое удивительное было в том, что в магнитофоне оказалась та же кассета, что и в тот злополучный вечер. Адамо опять запел «Дитя, мой дружок». Я засмеялась от радости, и стала даже счастливо подпевать: