Видя мое легкое настроение, сын Алеша встрял в разговор и напомнил о новом телефоне, без которого он просто не может жить. И здесь я тоже позволил себе намекнуть на скорое будущее, пусть и без указания сроков.
По вине Алеши вдруг вспомнил, что, когда мне было десять или одиннадцать лет, я погибал от желания стать обладателем игры под названием “Хоккей настольный” из магазина “Культтовары”. В мире не было ничего заманчивей и прекраснее, чем эта алюминиевая коробка, изображающая ледовое поле, с тесными прорезями и штырьками – на них насаживали плоские сгорбленные фигурки хоккеистов, чтобы гонять рычажками взад-вперед. Уже не помню, у кого я видел это сокровище, возможно, у мальчиков из нашего двора, но такие счастливцы в природе существовали. Отец приходил в синей заношенной спецовке со своего механического завода, и я каждый вечер вымаливал у него настольный хоккей. Он то сразу отвечал отказом, то спрашивал о цене и впадал в хмурую задумчивость. Игра стоила двенадцать рублей. Как я сейчас понимаю, за такие деньги отец мог полмесяца обедать в заводской столовой. Наконец мне было отказано окончательно и моя светлая спортивная мечта угасла.
В то время мы жили уже не с мамой, а с тетей Надей Середой.
Мама исчезала как-то постепенно. Сначала она долго болела дома, потом ее увезли в больницу, а из разговора отца с кем-то взрослым я узнал, что ее разрезали и тут же зашили, обнаружив запущенный рак. Насколько мне известно, отец не навещал маму в больнице – он как будто сразу ее мысленно похоронил. Но вот что я не могу разгадать: почему я, девятилетний, сам не порывался навестить больную, не просил отца отвезти меня туда, где она лежала? В конце концов, не поехал на трамвае самовольно в отдаленный район, в тот онкологический диспансер, а продолжал гулять в пределах разрешенного мне двора. Никогда я этого не пойму и не прощу себе. После материной смерти отец привел домой тетю Надю, которая прожила у нас два года и запомнилась тем, что научила меня пришивать пуговицы к рубашке, а перед уходом сказала отцу: “Ты клоп”.
Еще я вспомнил, как однажды в День города мы гуляли с Алешей и Ларисой по центру и по набережной. Алеша, которому шел тогда седьмой год, нашел на тротуаре некрупную купюру, почувствовал себя богатым и захотел немедленно раскошелиться. Он застревал у каждого прилавка с сувенирами, долго размышлял, сомневался, уходил с сожалением, пока не прилип накрепко к лотку со статуэтками из пластика и стекла. Сначала он купил себе черепашку-ниндзя, истратив половину суммы. Потом осведомился у матери, что ей нравится больше всего. Лариса ответила: “Вот эта птичка”. Тогда Алеша попросил нас отойти в сторонку и не подглядывать, что он будет покупать.
