Старик догадывался, что, скорее всего, больше не увидит сына — те годы, которые ему подарил Бог за просто так, давно прошли, пришла пора платить по счетам: сердце напоминало об этом каждый день, как хронограф. И вся любовь к сыну, вся гордость за него воплотились в редких письмах, которые присылал Алешка.
Письма сына были для старика абсолютной ценностью, несопоставимой даже с реальной его персоной — Олесе казалось, что Алешка давно превратился в сами эти письма, в крупный, школьничьий почерк, в листы бумаги — обманчиво хрупкой, а на деле способной пережить целые поколения. Кто знает, если бы Алешка в самом деле взял бы и приехал однажды в родной город, может быть, для старика это событие значило бы намного меньше, чем письма — к которым он привык и пристрастился. Алешка писал о своей жизни подробно, в деталях, как будто составлял рекомендации к постановке пьесы, но иногда сбивался на перечисление новостей, и чувствовалось, что пишет он “через не хочу”, как школьное сочинение, которое надо сдать во что бы то ни стало: “Бизнес — тьфу-тьфу. Машка ездила в Таиланд, Юляша пошла в первый класс. Надеюсь, что у вас все хорошо и что Олеську никто не покусал в клинике. Отец, держись, принимай лекарства, может, я приеду в следующем году, повидаемся”. Старик бережно сворачивал письмо по прежним сгибам, всовывал в конверт, из-под очков катились крупные, как у ребенка, слезы.
“Дорогие папа, Олеся, простите, что так долго не писал — было много срочных дел. Маша уволилась, сидела дома, теперь вышла на другую работу, в банк, говорит, что нравится. Юляша учится хорошо. У нас холодно, дубак —30, а у вас, я прогноз смотрел вчера, отличная погода. Пишите почаще, отец, все же вам надо поставить телефон, я не понимаю, как вы без него обходитесь, я без него как без рук. Купите хотя бы мобильный, Олеська может себе позволить. Выберите сеть, чтобы все входящие были бесплатными, и я сам буду звонить, иногда писать некогда, а позвонить можно всегда...”
Алешка погиб в автомобильной катастрофе. Метель, важный звонок, он говорил за рулем (“позвонить можно всегда”), не заметив, что его обгоняют, перестроился. Умер сразу, а второй водитель выжил, и теперь надо было выплачивать ему компенсацию за машину. Маша говорила по телефону с Олесей сухо и четко, сообщала новости, как диктор, и когда Олеся собралась наконец с духом, попросить ее о помощи, фактически — о жизни для отца, Маша так же вяло возмутилась — как могла она такое придумать.
