Олеся понимала, что аптекарша права — и все равно злилась и на нее, и на того бессердечного гада, что притащил малышей в аптеку — рассчитывал, наверное, что у кого-нибудь сердце дрогнет, да только что толку в этих содроганиях. Олеся злилась еще и на себя — она ничего не может сделать для этих несчастных созданий, дома — кот, неизвестно, как он отнесется к пришельцам, кроме того дома — папа...
— Как будто трудно было утопить, — пожала плечами аптекарша. Олеся процедила сквозь зубы названия лекарств, аптекарша подчеркнуто вежливо обслужила ее. Пакет извивался и голосил уже, кажется, из самых последних сил. Олеся заглянула внутрь и увидела, что один из котят больше не двигается и не пищит.
Телефона у них дома не было — в советское время долго стояли в очереди, да так она до них и не дошла. А сейчас, когда телефоны в свободном доступе, не было денег — честно говоря, они с отцом жили довольно скромно, конверты у клиентов она брать так и не научилась, разве что конфеты иногда принимала. Вот и еще один повод слегка пообижаться на Алешку — он в своем Хабаровске отнюдь не бедствовал, но денег отцу с сестрой не присылал, видимо, не считал нужным. В самых крайних случаях Олеся просилась позвонить от соседей — а отец говорил: “Мне и без телефона хорошо”. Сейчас, стоя с котятами на морозе, Олеся в очередной раз пожалела о том, что с домом нет связи — отец начнет волноваться, ведь в семь часов она строго возвращается из клиники.
Олеся сняла с себя шарф, закутала в него пакет и потом сунула за пазуху. Получилось здоровенное пузо — месяцев на семь, но Олесе это было неважно. Она дождалась маршрутку и поехала на другой конец города — к своей единственной подруге Тане.
Мертвого котенка Олеся быстро закопала в снегу — подальше от дороги. Она даже не успела посчитать остальных — от холода они слиплись в бело-серую, дрожащую массу. Ничего, вместе с Таней разберутся.
Таня открыла дверь не сразу, даже не улыбнувшись Олесе, обернулась тревожно в квартиру и потом вышла в подъезд.
— Я не одна, — шепотом объяснила она, и только тут Олеся заметила сливовый румянец на щеках подруги. Таня была одета в бархатный пиджачок, из квартиры напахивало теплом, и в глубине комнат кто-то отчетливо и громко спросил мужским голосом: “Ты скоро?”
— Извини, что не позвонила, — начала объяснять Олеся, — тут такое дело, я нашла котят в аптеке...
— Господи, Олеська, тебе все еще двенадцать лет, — закатила глаза Таня. — Ты же видишь, я не могу сейчас этим заниматься. И у меня аллергия на шерсть, ты забыла?
