Ударили ружья, и мальчишки, сидевшие под тентом возле дороги, бешено зааплодировали.
- Хоть бы Майор появился, - сказал Бейкер. - Я хочу видеть Майора. - Что? - механически спросил Абрахам. Он сильно сдал в последние часы.
Глаза впали в глазницы. Лицо покрылось синеватой щетиной.
- Я наплюю ему в морду.
- Расслабься, - посоветовал Гэррети. С него уже сняли все три предупреждения.
- Сам расслабься, - буркнул Бейкер. - Погляжу я на тебя.
- Зря ты так про Майора. Он ведь тебя не заставлял.
- Заставлял? Он убивает меня, вот и все!
- Это не...
- Заткнись, - сказал коротко Бейкер, и Гэррети послушался. Он почесал шею и взглянул на раскаленное добела небо. Его тень уродливым карликом скорчилась у ног. - Прости, - сказал Бейкер. - Зря я кричал. Мои ноги...
- Ладно, - сказал Гэррети.
- Это со всеми происходит. Может, это хуже всего.
- Знаете, что я хочу сделать? - спросил Пирсон.
- Наплевать в морду Майору, - предположил Гэррети. - Все хотят наплевать в морду Майору. Как только он приедет, мы набросимся на него и...
- Да нет, - Пирсон шагал, как человек в последней стадии опьянения.
Голова его едва не падала на плечо. - Майор тут ни при чем. Я хочу просто пойти в поле, лечь и закрыть глаза. Просто лежать среди пшеницы...
- В Мэне нет пшеницы, - уточнил Гэррети. - Это просто трава.
- Ну, в траву. И читать стихи сам себе.
Гэррети порылся в поясе, нашел печенье и стал грызть его, запивая водой.
- Чувствую себя решетом, - пожаловался он. - Пью воду, а через две минуты она выступает у меня на коже.
Ружья грянули снова, и еще одно тело безжизненно рухнуло на асфальт. Сорок пять, - сказал Скрамм, подходя к ним. - Этак мы и до Портленда не дойдем.
- У тебя что-то с голосом, - заметил Пирсон с осторожным оптимизмом. Похоже, я подхватил лихорадку, - жизнерадостно сказал Скрамм.
- Господи, как же ты идешь? - с благоговейным страхом спросил Абрахам.
- Как я иду? Посмотри на него! Хотел бы я знать, как он идет! он ткнул пальцем в сторону Олсона.
Олсон молчал уже два часа. Он не дотронулся до фляжки. Все с завистью глядели на его почти полный пояс. Глаза его, цвета темного обсидиана, смотрели прямо вперед. Губы высохли и растрескались, и из них высовывался язык, как дохлая змея из пещеры. Язык Олсона был грязно-серым.
Как глубоко он зарылся? Гэррети вспомнил слова Стеббинса. На мили? На световые годы? Ответ был: слишком глубоко, чтобы увидеть это. И чтобы выбраться.
- Олсон! - тихо позвал он. - Олсон!
