- Первым сдался блондин. Я это хорошо видел. Он вскинул руки вверх, будто собирался улететь, но вместо этого упал лицом вниз и через тридцать секунд получил пропуск - он шел с тремя. А потом толпа начала кричать. Они кричали, пока не увидели, что победитель пытается что-то сказать. Тогда они замолчали. Он встал на колени, как будто хотел помолиться, и из глаз его полились слезы.
Потом он подполз к тому, другому, и уткнулся лицом в его рубашку. Он что-то говорил, но мы не слышали, - он все говорил в рубашку тому парню.
Беседовал с ним. Потом солдаты подняли его и сказали, что он выиграл приз, и спросили, что он хочет.
- И что он сказал? - спросил Гэррети. Ему вдруг показалось, что в ответе на этот вопрос для него заключена вся жизнь.
- Он ничего им не ответил. Он продолжал говорить с мертвецом, но мы ничего не слышали.
- А потом? - спросил Пирсон.
- Не помню, - равнодушно ответил Стеббинс.
Все по-прежнему молчали. Гэррети сдавило горло, будто его засунули в тесную яму. Впереди кто-то, получив третье предупреждение, отчаянно каркнул, как умирающий ворон. "О Боже, не дай им убить его прямо сейчас, - подумал Гэррети. - Я сойду с ума, если услышу это. О Боже, пожалуйста". Карабины взорвали ночь своей музыкой. Это оказался низенький парень в красных брюках и белой футболке. Гэррети уже решил, что матери Перси больше не о ком беспокоиться, но это был не Перси. Сказали, что его фамилия Квинси или Квентин - что-то вроде этого.
Гэррети не сошел с ума. Он повернулся, чтобы что-то спросить у Стеббинса, но тот уже отступил на привычное место в хвосте, и Гэррети снова остался один.
Девяносто продолжали путь.
Глава 5
"Не говорите правду, и тогда вы не будете отвечать за последствия".
Боб Баркер
Без двадцати десять этого бесконечного дня первого мая Гэррети избавился от одного из двух своих предупреждений. Еще двое получили пропуск после парня в футболке - Гэррети едва это заметил. Он изучал себя. Голова - немного кружится, но в целом в порядке. Два глаза. Шея. Руки. Туловище - с ним все нормально, только бурчит в животе, не удовлетворенном концентратами. И две чертовски уставших ноги. Он подумал - как далеко ноги могут унести его сами по себе, прежде чем мозг, опомнившись, начнет командовать ими, приводить их в чувство, спасаясь от пуль, грозящих разнести его костяное вместилище? Как скоро после этого ноги начнут протестовать и в конце концов остановятся?
Ноги устали, но не так сильно, как могли бы. Ведь он был довольно тяжелым, и ногам приходилось выносить сто шестьдесят фунтов. Левая ступня протерла носок (он вспомнил историю, рассказанную Стеббинсом, и испытал укол ужаса) и начала раздражающе тереться о подошву. Но ноги еще шли, он не натер мозолей и был в хорошей форме. Двенадцать уже выбыли из игры, и столько же, если не вдвое больше, готовы были к ним присоединиться, но он в порядке. В полном порядке. Он жив. Разговор, прекратившийся после рассказа Стеббинса, завязался снова.
