Кто-то спросил: а как же быть с органической материей? С людьми то есть? Людей под рентгеновское излучение не поставишь. Опасно.
На это Черных ответил, что как тут быть, пока что не знает, однако уже ясно – воздействие биополя на органику (более, в отличие от неживой материи, устойчивую) не так скоротечно, следовательно время, как разрешить эту проблему, есть. Наверняка что-нибудь придумается.
(Гул голосов).
Тут кто-то из сидевших на трибуне, указывая пальцем в небо, закричал:
– Смотрите! Смотрите!
Все разом подняли головы. Осирис, местное светило, такое же жёлтое и с таким же, примерно, угловым размером, что и у земного Солнца, словно бы покрылся туманной желтоватой мглой, стал каким-то нечётким, расплывчатым. Небо из нежно-голубого тоже стало с оттенком желтизны. Никакой облачности, между прочим, на всём его протяжении не наблюдалось. Все молча на это смотрели, потом кто-то сказал: "Может быть, буря какая-нибудь надвигается!?" Никто тогда ещё и подумать не мог, что физико-геометрические свойства пространства на Кадаре тоже меняются.
В полной тишине со своего места снова поднялся Шлемов.
Очень коротко, и где-то даже сухо, он сообщил, что в течение ближайшего времени в город начнут прибывать остальные поселенцы Кадара. В общей сложности, это около 15 тысяч человек. Город же может обеспечить, максимум, 10 тысяч. Следовательно, нужно будет сделать всё, чтобы условия проживания у всех были одинаковые: потесниться в коттеджах, регламентировать нормы питания, развернуть дополнительный палаточный городок.
На это из толпы ответили, что всё тут ясно и так, можно было и не говорить.
Шлемов сказал: "Хорошо!" На том и разошлись.
Тот же день. 16.45.
Всё это время мы вместе с Бэлой и Куртисом работали по развёртыванию полевых биолабораторий и госпиталя, которые также решили приспособить под жильё.
И у меня, и у всех прочих, кто находился рядом, настроение в целом оптимистическое. Все убеждены, что трудности эти временные, до той поры, пока не прибудет помощь с Птолезы.
Что помощь всё-таки прибудет, я нисколько не сомневался, однако вот что странно. В течение дня я то и дело ловил себя на различных психологических состояниях, доселе мне незнакомых. С одной стороны, как я уже сказал, вера в благополучный исход, с другой – некое совершенно непривычное беспокойство, которое, поразмыслив, я окрестил страхом. Никогда раньше, признаться, я ничего похожего не испытывал, хотя и читал о подобном в книгах. Теперь же… Это было что-то совершенно иное, новое. И, признаться, я прислушивался к себе с некоторым интересом. Так, наверное, прислушивается к первым движениям младенца в утробе беременная женщина. Удивительно!
