Бассо был по-прежнему заперт в карцере, и Донадьё получил разрешение выводить его на прогулку два раза в день на палубу третьего класса: рано утром и довольно поздно вечером.
В первое утро Матиас пришёл к нему крайне взволнованный:
— Доктор! Идите скорее… У него был приступ бешенства… Он всё переломал…
Это было не так трагично. И даже довольно живописно. Бассо, запертый в одиночестве в обитой матрацами камере, не метался, не кричал, не бил кулаками в переборки, как это бывает в восьмидесяти девяти случаях из ста. Но терпеливо, кончиками ногтей он распорол холст своего матраца, потом обивку переборок.
Когда доктор вошёл в камеру, Бассо, всё ещё одетый в свою шинель, которую он отказывался снять, сидел на горе перьев и тень улыбки блуждала по его бледным губам.
— Где Изабель? — спросил он.
— Какая Изабель?
— Моя жена! Пари держу, что она развлекается с офицерами. Она любит офицеров, Изабель…
Он старался засмеяться, несмотря на недовольную гримасу. Потом почти сразу же произнёс какие-то бессвязные слова, уголком глаза наблюдая за доктором. Казалось, что он делает это нарочно, что он испытывает злорадное удовольствие, обманывая всех вокруг.
— Я напрасно пытался убедить капитана, чтобы вас снова поместили в вашу каюту.
Бассо, который делал вид, что не слушает, очень хорошо понимал всё, что ему говорили.
Он отказался умываться и бриться. Он даже бросил к ногам Матиаса кувшин с водой, которую тот принёс ему.
Вечером Донадьё снова зашёл в камеру.
— Если вы будете вести себя спокойно и согласитесь умываться и бриться, капитан разрешит нам обоим прогуляться по палубе.
— По верхней палубе? — с иронией спросил Бассо.
— Неважно по какой. Вы будете на воздухе…
Было странно видеть, как легко Бассо переносил жару в камере. Донадьё выдерживал там только несколько минут; к тому же там царил тошнотворный запах.
Однако Матиас убирал камеру два раза в день. Сидя на койке, где переменили матрац, безумец смотрел, как молча движется санитар, или же карандашом, который потребовал, рисовал что-то на двери, единственной не обитой матрацами поверхности.
Рядом со странными, очень удлинёнными лицами, напоминавшими «Девственниц» Мемлинга, там можно было видеть сложные алгебраические уравнения или химические формулы.
Прогулки проходили хорошо. Матиас должен был следовать за Донадьё и Бассо на расстоянии, чтобы вмешаться в случае необходимости, но в этом надобности не оказалось. Китайцы, лежавшие на палубе, отодвигались, пропуская сумасшедшего и доктора, и вяло смотрели на них.
