— Пока ещё ничего нет!
— Неважно. Мы примем на корабль других детей в Порт-Жантиле и Либревиле.
— Что делал Бассо, прежде чем стать военным врачом?
— Он был психиатром в больнице Сальпетриер. Как раз потому, что он начал делать глупости, ему посоветовали поехать в колонию. Вместо того чтобы вылечить…
— Чёрт побери!
— Говорят, он выпивал бутылку перно перед каждой едой…
С палубы слышался смех мадам Бассо, стук ракеток.
Завтрак прошёл более оживлённо, чем в предыдущие дни, потому что большинство пассажиров перезнакомились между собой. Произошло даже значительное событие: Жак Гюре, вместо того чтобы одиноко сидеть за своим столиком, присоединился к офицерам и мадам Бассо.
Гюре был уже не такой мрачный. Он забыл, что его жена проводит долгие часы в каюте у изголовья ребёнка, который может умереть каждую минуту. Он шутил со своими сотрапезниками. Капитан, любивший соблюдать этикет, считал, что они слишком шумят за столом, и проявлял некоторое раздражение.
— Ну, как балласты? — спросил Донадьё у главного механика, с которым он всегда ел за одним столиком.
— В порядке. Оказывается, китайца сегодня утром…
Они стали есть. Лашо без всякой причины заказал шампанское и бросил вызывающий взгляд на доктора, который, впрочем, ни в чём ему не противоречил. Гувернантка и девочка Дассонвилей ели за отдельным столом и разговаривали между собой по-английски. Что до Дассонвиля, то он был озабочен, потому что отправлялся в Дакар, а потом в Париж, чтобы представить там довольно сложные проекты, которые он обдумывал весь день.
Два часа священного дневного отдыха прошли спокойно; матросы тем временем надраивали медные части на палубе.
Около шести часов теплоход должен был прибыть в Порт-Жантиль и простоять там часа два. Когда вдали показалась тёмная линия земли, трое офицеров колониальной пехоты и Жак Гюре играли в белот[2] на террасе бара, в то время как мадам Бассо, облокотившись на спинку стула, следила за их игрой. На столе в рюмках с аперитивом трёх различных цветов таял лёд и к запаху апельсинов примешивался тонкий аромат аниса.
Сирена «Аквитании» заревела в первый раз — в глубине бухты показался город. В общем, это было всего несколько светлых домов с красными крышами, вырисовывающихся на тёмной зелени леса. На два грузовых парохода поднимали брёвна, которые подвозили к ним на маленьких буксирах. Скрипели лебёдки, раздавались свистки. Стук якоря, ударявшегося о дно, покрыл на мгновение все другие звуки, и несколько минут спустя к пароходу подошёл катер.
