— Вы приезжайте. Все узнаете. Приезжайте скорее.
Где-то женщина с холодным голосом кладет трубку на рычаг. Скоро приедут.
Я возвращаюсь в сто двадцать первый номер. Горничная стоит неподвижно у ног больного, сложив руки на животе. Аарне наклонился к Асикайнену. Прерывистое, тяжелое дыхание. Мне страшно. «Под вашу ответственность», — говорил управляющий. А что я могу сделать, если он дышит так тяжело! Что я могу сделать?!
На цыпочках я подхожу к постели.
— Может, мокрое полотенце на голову? А?
Аарне смотрит на меня, потом улыбается. Улыбается чуть-чуть.
— Ничего, Ася, не волнуйтесь. Все будет хорошо.
Мы молчим. Я тихонько выхожу в коридор. Встретить врача. В коридоре светло и очень тихо. Он сказал, что под мою ответственность. Но ведь я не могу отвечать за здоровье своих туристов. Как же быть? Об этом я забыла спросить, когда выезжала из Ленинграда. Как быть, если вот так умирает доверенный мне человек?! То успокаиваюсь, то начинаю волноваться снова. Хожу по коридору. Тихо. Даже не скрипнет половица. Звук моих шагов тонет в мягком ковре.
Вот идет женщина-врач. С ней двое мужчин в белых халатах. Я подхожу к ним:
— Доктор! Он тяжело дышит. У него, наверное, с сердцем.
— Какой номер?
— Сто двадцать первый. Вот!
Я зажигаю люстру, и в комнате становится светло… Исчезают призрачные тени с потолка и стен, и сразу видно, какой в комнате беспорядок. Разбросана одежда, на столе рассыпан пепел и полная пепельница окурков. Видно, Асикайнен много курил вечером.
Врач задает вопросы, я перевожу их Аарне, а он отвечает. У нее сильные мужские руки, и шприц в этих руках кажется маленьким, игрушечным. Я отхожу к окну и отодвигаю занавеску. Улица пустынна. Ночь, и в этой ночи — дома с потушенными окнами.
Я не смотрю, как Асикайнену делают укол. Чувствую только запах спирта. Слышу шаги, врач идет к столу, садится и начинает писать что-то в белой медицинской карте. Двое мужчин — наверное, санитары — сидят на стульях у стены, и один держит на коленях темный чемодан. Я снова отворачиваюсь к окну. На улицу выходит человек в белом переднике. Он начинает равномерно взмахивать метлой — подметает улицу, но шарканья этой метлы я не слышу — высоко. Что-то будет с Асикайненом? Он дышит теперь ровнее. Я подхожу к постели. Руки спокойно лежат поверх одеяла.
— Это не опасно, доктор?
— Нет, ничего угрожающего нет. Это должно пройти от укола. Если повторится, вызовите меня еще раз…
Врач уезжает. Горничная уходит. Я тушу люстру. И мы остаемся с Аарне вдвоем в комнате.
