— Еще разок. Включишь тормоз, когда опущу руку.
Наконец-то мне удалось попасть колесами на мостики.
— Улыбка… до ушей, — засмеялся Новиков. — Но ведь ты заезжал без прицепа. А с ним волокиты в пять раз больше. Так что рано, Володя, торжествовать, надо еще тренироваться.
Как бы там ни было, но первая победа одержана, и улыбаться мне никто не запретит…
Я тренируюсь каждый день. Саша не дает спуску ни в чем. То заводи мотор, то глуши, то заезжай в ракетный окоп, то возвращайся в капонир. Расскажи ему назубок регламенты, определи причину неисправности. Какие подаются команды и что я должен делать по ним… Такой въедливый!
— Ну, ладно, отдохни. Заслужил. — Он хлопнул меня по плечу и взобрался на подножку тягача.
— Упарился, — признался я.
— А ты как думал? Без труда выловить рыбку из пруда? Из вас, щелкоперов-репортеров, пе так-то просто человеков сделать. Чтобы дурь вышла, а толк остался. — Саша заливисто захохотал. — Человеков! Понял? И не надо делать вид, что ты страшно обижен. Знаю — камуфляж…
Мимо окопа куда-то прошла Валя Леснова. Саша приподнялся на цыпочки и вполголоса продекламировал:
Ой, тропинка узкая,
Белая косыночка…
Что же ходишь грустная,
Милая грустиночка?
— Взгляни-ка вон туда, — махнул он в сторону дизельной электростанции. — Коля Акимушкин страдает. Он всегда смотрит на нее как на недосягаемую звездочку. А она светит одному Бытнову, а Колю не замечает… Девчонка — во! А у тебя есть?
— Была… Не поладили с ней перед армией…
— Не пишет?
— Нет…
Я рассказал о Людмиле. Умолчал лишь о неприятном инциденте на вечере танцев, опасаясь острого языка Саши.
— А меня девки любят. Познакомлюсь с какой-нибудь и затуманиваю ей мозги разговорчиками. Хлебом их не корми — только говори красивые слова. На последней я все-таки зарвался. Цап меня — и в загс! Благо стоящая попалась… Каждую неделю пишет. Скучает, ждет. Катаю ей такие послания — прослезишься! А ты, значит, не пишешь? Ну и глупо. Пошли ей сочинение про пески, жару, стеклянное небо, афганец — накрути побольше романтики. Оттает!
— Ну, хватит про любовь… Давай еще потренируемся.
— Ладно. Садись в кабину. Но учти: хорошая любовь службе не помеха.
Сделали еще несколько заездов. Кажется, дело пошло на лад.
А вечером я все-таки сел за письмо Люде. Начну и скомкаю, напишу строк пять — порву. О чем писать? О службе нельзя, о природе — рассекретить дислокацию части. О любви после скандала? Смешно. Кончил тем, что передал привет и сообщил номер войсковой части.
