Я с сожалением посмотрела на останки помады — розовое жирное пятно на полу, стоимостью в полсотни евро, — покачала головой, снова сверилась со всеми часами, невесело хмыкнула и оглядела собственное творение: кривоватые розовые буквы на порыжелой от старости коже: «ЭЛЕI»…
Сойдет, подумала я, он знает, что я Элен, догадается, если уж не совсем тупой. Впрочем… Перед глазами предостерегающе выплыли туповато-самодовольные физиономии американцев, кайфующих в Жолимоне. Тоже ведь клиенты этой ушлой мадам Марамбель — доктора психологии! И зачем я только пошла на поводу у брата, связавшись с «дипломированной» свахой? Я бы сейчас заехала домой, переоделась и к семнадцати часам спокойненько направила стопы на деловую встречу, а не торчала бы в аэропорту, как последняя идиотка, поджидая неведомого жениха из-за Атлантики. Вон какой ухмылкой одарила меня дамочка в юбке из крокодиловой кожи, а как призывно подмигивает щуплый господинчик в помятой «тройке» и в рыжих кроссовках…
И все из-за моей нелепой внешности! Живи я, скажем, в XVIII веке, мои формы и буйные блонды украсили бы, пожалуй, даже спальню короля, но я-то живу сейчас и работаю вовсе не танцовщицей в стрипклубе, а с титаническими усилиями строю карьеру юриста, что весьма не легко — если ты «будуарная» блондинка, никто не принимает тебя всерьез. Даже брат родной: «Юриспруденция — занятие для лысых умников и старых дев, а ты красивая женщина, Элен, и должна радовать мужа красотой!»
Да не хочу я никого радовать! Никакого мужа — тем более. Я с трудом выношу общество родного брата, а уж чужих-то мужчин — и вообще только до утра после «романтического ужина». Я просто не понимаю, как Софи готова не расставаться с моим безумным братишкой двадцать четыре часа в сутки! Софи — это его жена. Очень талантливый архитектор, кстати. Двадцать четыре часа! Стоп. А сейчас сколько?
«15.41» на моей «Серене» — подарок брата, он страшно гордился, когда на двадцатипятилетие подарил мне этот элегантный крошечный хронограф от Бертолуччи, — и «15.39» на электронных часах над табло. А вот «жениха» от мадам Марамбель все нет. Ну и очень хорошо!
Я подхватила чемодан и поволокла его к телефонным автоматам. Просто жуткая тяжесть! Кто бы мог подумать, что картина способна весить столько? Или это из-за стекла и рамы? Ну не из-за фанерки же, которая дополнительно прикрывает картину сзади? Надо было прямо в замке вытащить ее из рамы. Хотя, может, вся ценность именно в этом дубовом золоченом саркофаге?
