– Это не имеет значения, – повторила она, – это все черномазые.
Она повернулась к Ричардсу, ее глаза были злы и растерянны.
– Мне 64, но я была 19-летней девушкой, когда это началось. Это было в 1979-м, и черномазые были повсюду. Везде! – она почти кричала, как будто Ричардс с ней спорил. – Повсюду! Они посылали своих детей в школы вместе с белыми. Они проводили черномазых в правительство. Радикалы, дрянь, баламуты. Я не… – она осеклась, словно слова разбились у нее во рту. Она уставилась на Ричардса, впервые его разглядев.
– Помилуй, Боже, – прошептала она.
– Миссис Парракис…
– Нет, – сказала она испуганно, – нет, нет, о нет!
Она начала приближаться к Ричардсу, выхватив из груды хлама длинный мясной нож: «Вон! вон! вон!»
Он вскочил и начал медленно пятиться назад, сначала по короткому холлу между кухней и тенистой гостиной, затем через саму гостиную.
Он заметил старый платный телефон, висевший на стене с тех пор, когда здесь была добропорядочная гостиница. Синяя дверь, постояльцы. Когда это было? 20 лет назад? Сорок? – гадал Ричардс. До того, как черномазые вышли из повиновения, или после?
Он уже начал пересекать холл между гостиной и входной дверью, когда в замке зацарапал ключ. И Ричардс, и Вирджиния застыли, словно кто-то остановил фильм, гадая, что будет дальше.
Дверь открылась, и вошел Элтон Парракис. Он был очень толст, и его тусклые белые волосы были зачесаны назад, открывая круглое детское лицо с выражением постоянного смущения. Он был одет в золотисто-голубую униформу компании «Вендо-Спендо». Задумчиво он посмотрел на Вирджинию Парракис.
– Опусти нож, мамочка.
– Нет, – закричала она, хотя по лицу ее уже пробежала тень поражения.
Парракис закрыл дверь и направился, покачиваясь, к матери. Она метнулась в сторону.
– Ты должен выгнать его, сынок. Он – этот негодяй… тот самый Ричардс. Это кончится тюрьмой или чем-то похуже.
Элтон обнял ее и начал нежно убаюкивать.
– Я не иду в тюрьму, не плачь, мамочка, пожалуйста, не плачь. – Он улыбнулся Ричардсу через ее подрагивающее плечо застенчивой виноватой улыбкой. Ричардс ждал.
– Слушай, – сказал Парракис, когда рыдания стихли, – мистер Ричардс – добрый друг Брэдли Фронкмортона, и он останется у нас на несколько дней.
Она начала было пронзительно кричать, но тут же прикрыла рот рукой, содрогнувшись от того, что сделала.
– Да, мамочка. Да, это он. Я отгоню его машину в парк и поставлю на стоянку. А ты завтра утром отправишь посылку в Кливленд.
