«Проходи, вонючка… Исчезни… Работы нет… Убирайся… Надень свои башмаки для буги… Я разнесу твою башку, папаша… Проходи».
Потом работа истощалась. Невозможно стало ничего найти. Какой-то пьяный богач в шелковой рубашке обратился к нему однажды вечером, когда Ричардс тащился домой после бесплодного дня, и сказал, что заплатит Ричардсу десять нью-долларов, если Ричардс спустит штаны так, чтобы он убедился, что у уличных бродяг действительно х… в фут длиной. Ричардс сбил его с ног и убежал.
Именно тогда, после девяти лет усилий, Шейла зачала. Он был чистильщик, говорили обитатели дома. Вы можете поверить, что он шесть лет работал чистильщиком и заделал ей ребенка? Это будет монстр с двумя головами и без глаз. Радиация, радиация, ваши дети будут монстрами…
Но вместо этого появилась Кэти. Кругленькая, прекрасная, орущая во все горло. Принятая повитухой из конца квартала за пятьдесят центов и четыре банки бобов.
И вот теперь, в первый раз с тех пор, как умер его брат, он снова был сам по себе. Всякое давление (даже временное, давление охоты) было устранено.
Его разум и гнев обратились к федерации Игр с их огромной и мощной сетью коммуникаций по всему миру. Жирные ублюдки с носовыми фильтрами, проводящие вечера с куколками в шелковых трусах. Пусть упадет гильотина. И еще. И еще. Все равно, добраться до них было невозможно. Они возвышались над всеми людьми, растворяясь в высоте, как само Здание Игр.
И все же, потому, что он это был он, и потому, что он был одинок и менялся, он подумал об этом. Он не осознавал, один в своей комнате, что когда он думал об этом, он усмехался широкой усмешкой белого волка, которая сама по себе обладала силой гнуть улицы и плавить дома. Та же самая усмешка была на его лице в тот почти забытый день, когда он сбил с ног богатого нахала и побежал с пустыми карманами и горящим рассудком.
Счет продолжается…
В понедельник было то же, что в воскресенье; трудяги прожили еще один день, до 6:30 ничем от других дней не отличавшийся.
Отец Огден Граснер взял большой мясной рулет (кухня отеля, показавшаяся бы несъедобной человеку, воспитанному на чем-нибудь лучшем, чем скороспелые гамбургеры и концентрированные пилюли, очень нравилась Ричардсу) и бутылку вина «Сандерберд» и уселся смотреть «Бегущего». Первая часть передачи, посвященная самому Ричардсу, длилась дольше, чем в два предыдущих вечера. Его наушники то и дело тонули в криках публики. Бобби Томпсон был вежлив и зол. Сплошной обыск перенесли в Бостон. Все укрывавшие беглеца подлежат уничтожению. Ричардс вяло улыбнулся, когда показали Систему: все это было терпимо, и с некоторой натяжкой даже смешно; главное, чтобы снова не показали полицейских.
