– Еще не знаю. Я здесь по делу. – Он попробовал изобразить сальную улыбку и, когда почувствовал, что это удалось, сделал ее шире. Портье немедленно признал ее (может быть, по своему собственному отражению, смотревшему на него из глубины стойки из искусственного мрамора, отполированной миллионом локтей) и улыбнулся в ответ.
– С вас пятнадцать пятьдесят, мистер Диган. – Он подтолкнул через стойку ключ, привязанный к потертому деревянному номерку. – Номер 512.
– Спасибо. – Ричардс заплатил наличными. Никакого удостоверения. Слава Богу, что существует ИМКА.
Он перешел к лифтам и заглянула коридор, где была Библиотека Христианской Литературы. Она была тускло освещена засиженными мухами желтыми шарами; старик в пальто и галошах изучал трактат, медленно и методично переворачивая страницы дрожащим смоченным пальцем. Ричардс слышал затрудненный свист его дыхания от своего места у лифтов и испытывал смесь печали и ужаса.
Лифт, бренча, остановился, и двери с одышкой раздвинулись. Когда он входил внутрь, портье громко сказал:
– Это грех и позор. Я бы всех их в клетку посадил.
Ричардс поднял глаза, думая, что портье обращается к нему, но тот не глядел ни на кого конкретно. Вестибюль был пусти очень безмолвен.
Счет продолжается…
Пятый этаж вонял мочой. Коридор был достаточно узким, чтобы вызвать у Ричардса приступ клаустрофобии, а ковер, который когда-то был красным, вытерся посредине до отдельных нитей. Двери были грязно-серого цвета, а некоторые из них хранили следы свежих ударов, пинков или попыток взлома. Надписи через каждые двадцать шагов сообщали, что «КУРИТЬ В ХОЛЛЕ ЗАПРЕЩАЕТСЯ РАСПОРЯЖЕНИЕМ НАЧАЛЬНИКА ПОЖАРНОЙ ОХРАНЫ». В центре располагался общий туалет, и зловоние стало еще более острым. Этот запах автоматически ассоциировался для Ричардса с отчаянием. Люди беспокойно метались за серыми дверями, как звери в клетках – звери, слишком уродливые и страшные, чтобы их видеть. Кто-то протяжно пел пьяным голосом снова и снова то, что должно было означать «Аве Мария». Странные булькающие звуки раздавались из-за другой двери. За следующей – мелодия в стиле кантри-вестерн («Позвонить нет денег. О, как я одинок…»). Шаркающие звуки. Одинокий скрип постельных пружин -должно быть, кто-то играет в карманный бильярд. Рыдания. Смех. Истерические проклятия пьяного спора. А за всем этим – молчание. Молчание. Молчание. Человек с устрашающе впалой грудью прошел мимо Ричардса, не взглянув на него, в одной руке он нес кусок мыла и полотенце, на нем были пижамные штаны, подвязанные веревкой. На ногах надеты бумажные шлепанцы.
