– Давайте выслушаем, что он может нам сказать.
Публика успокоилась, хотя и неохотно. Ричардс стоял под ярким светом, как бык с опущенной головой. Он знал, что излучает именно тот ореол ненависти и вызова, который от него ожидали, но ничего не мог поделать.
Он уставился на Томпсона тяжелым взглядом своих покрасневших глаз.
– Кто-то съест свои яйца за фотографию моей жены, – произнес он.
– Говорите громче, говорите громче, мистер Ричардс! – воскликнул Томпсон с должным оттенком презрения. – Никто вас не тронет… По крайней мере, пока.
Из публики полетели новые выкрики и истерическая брань.
Ричардс вдруг резко развернулся лицом к ним, и они замолчали, как от удара. Женщины глазели на него с испуганным, смешанным с желанием выражением. Мужчины усмехались с кровной ненавистью во взгляде.
– Сволочи! – Он закричал. – Если вам нравится видеть, как умирают такой страшной смертью, почему бы вам не перерезать друг друга?
Его последние слова потонули в воплях. Некоторые люди из публики (возможно, им заплатили) пытались прорваться на сцену. Их сдерживала полиция. Ричардс стоял к ним лицом, сознавая, как это выглядело.
– Спасибо вам, мистер Ричардс, за урок мудрости. – Презрение стало более ощутимым, и толпа, почти смолкнувшая, жадно пожирала его. – Не поделитесь ли вы с публикой, сидящей здесь в студии и у себя дома, сколько вы рассчитываете продержаться?
– Я хочу сказать всем здесь в студии и у себя дома, что это не моя жена! Это была дешевая подделка…
Толпа заглушила его. Вопли ненависти достигли почти лихорадочного накала. Томпсон подождал, минуту, чтобы они утихли, и повторил:
– Сколько вы надеетесь продержаться, мистер Ричардс?
– Я надеюсь протянуть все тридцать дней, – холодно ответил Ричардс. – Не думаю, что у вас есть кто-нибудь, чтобы справиться со мной.
Снова вопли. Поднятые кулаки. Кто-то бросил помидор.
Бобби Томпсон вновь обратился к публике:
– С этими последними словами дешевой бравады мистер Ричардс сойдет со сцены. Завтра в полдень охота начинается! Запомните его лицо! Оно может оказаться рядом с вами в пневмобусе… на самолете… перед стереовитриной… на местном килбольном стадионе. Сегодня он в Хардинге. Может быть, завтра – в Нью-Йорке? В Бойсе? В Альбукерке? В Колумбусе? Тайком прокрадывается в ваши дома? Донесите на него!
– ДАА!!!
Ричардс вдруг сделал непристойный жест – обеими руками. На этот раз никак нельзя было подумать, что рывок на сцену симулирован. Ричардса быстро вытолкали через левый выход прежде, чем они успели разорвать его на куски перед камерой, лишив таким образом Систему предстоящего пикантного репортажа.
