— Нет, пусть они слышат, — метала громы и молнии леди Мэннеринг. — Пусть знают, что я никогда не смогу показаться в обществе теперь, когда всем будет известно, что моя капризная дочь отвергла самую выгодную партию в Англии. Что же будет с моими бедными маленькими мальчиками, моей бедной престарелой сестрой!
Сильвия Рэйнрайтер встала.
— Ты великая обманщица, — выпалила она грубым голосом, который никогда никто из них не слышал до этого. — Теперь правда всплывает наружу. Бога ради, когда ты хоть чуть-чуть думала о своих детях, о своем муже или обо мне, — говорила она, дрожа всем телом. — Ты сделала жизнь бедного Адена сплошным мучением, Колби служанкой, а меня превратила в тягловую лошадь.
Охваченная гневом и высказав правду, с которой она безропотно жила многие годы, Сильвия заковыляла из комнаты, ее рыдания эхом отдавались в холле.
— Видишь, что ты наделала? — не унималась леди Филлида. — Тебе не приходило в голову, что бы значило для всех нас, особенно для мальчиков, стать родственниками лорда Браунинга? Все бы разом забыли скандалы, связанные с Мэннерингами, и твоих дядей с их недостойным…
— Мама, прекрати немедленно, — взмолилась Колби. — Возвращайся в Бас. Я придумаю способ устроить тебя там.
* * *
Несколько часов спустя, когда стемнело и дом успокоился, Колби пошла в конюшню и оседлала Миднайта. Конь и всадница летели как ветер. Они неслись над темнеющей землей, и лишь призрачный лунный свет сопровождал их.
В ее голове вертелись слова тети о том, как ее мать обращалась с отцом, против воли ей вспомнились скучные годы, проведенные в Индии; все эти годы она видела, как ее отец тонул в молчаливом смирении, в то время как менее достойные люди с большими амбициями и коварством раньше него продвигались по службе.
Колби знала, что не хотела признаться себе в том, что мать была первопричиной большинства неудач отца. Пробивные способности Филлиды, ее умение плести интриги, ее флирт, насмешки и публичные унижения сопровождали этого человека всю жизнь.
Леди Мэннеринг тратила все имевшиеся небольшие деньги, чтобы пускать пыль в глаза в Калькутте и Дели, в разгар сезона и в деревне летом, в то время как семья отказывала себе во всем, давая ей возможность чувствовать себя счастливой в той мере, в какой позволяла ее эгоистическая натура.
Два года назад ее дяди, выжав последние соки из поместья, умерли друг за другом в течение нескольких месяцев, и Аден Мэннеринг унаследовал титул и поместье. Ее мать ликовала. Она была уверена, что настал ее час. Наконец она сможет вести жизнь, которой, как ей казалось, была достойна. Позже мать узнала, что бедна как церковная крыса. Ее разочарование было безгранично. Она бранила злую судьбу, изматывая семью своим недовольством.
