Второй фрагмент Лешка вытащил будто бы наугад, но стык получился идеальным.
– Ого! Как у тебя вышло. Склеим?
Он перевернул осколки и держал крепко, уверенно.
– Парапсихолог занимается не людьми.
– А чем?
– Ну… я называю это запредельем. Читал Алису в Стране чудес? Вот есть мир этот, а есть другой, который запредельный. Многие думают, что этого мира не существует.
– А на самом деле?
Серые глаза все еще глядели настороженно.
– На самом деле – по-разному. Есть то, что объяснить можно. Есть то, что будто бы можно объяснить. А случается, что есть то, что просто есть. Понимаешь? Некоторые вещи лучше принимать как данность. Но при том следует знать их характер. На всякий случай.
Иначе однажды можно вернуться домой и увидеть жирное пятно гари на растаявшем снегу.
– И вы хотите узнать характер этого дома?
Мальчик был и вправду умен не по годам. Сколько ему? Шесть? Семь? Его мать беспокоится, что Леша не играет с другими детьми, а ему скучно со сверстниками. А те, кто постарше, гонят мальца прочь. В их время два-три года разницы – целая пропасть.
Поэтому Леша читает книги и собирает пазлы, неважно, сделаны они из картона или металла.
Третий фрагмент он выбрал с фатальной точностью. Серебро к серебру? Тогда догадка Саломеи верна – вещей две. И если первую она узнала, то вторую вот-вот вылепит Лешка.
– Мне не жалко Марию Петровну. Она – плохая.
– Почему ты так решил?
– Я не решил. Это так. Данность, – Леша произнес новое слово важно, примеряясь к нему и запоминая. – Ну… она к нам приходила. Раньше.
Четвертый и пятый фрагменты – и получается крыло с аккуратной гравировкой перьев. Статуэтка?
– Раньше. Зимой. Она кричала на маму. Громко. Хотела, чтобы мама отстала. Обзывалась.
– От кого отстала?
– От наследства, – Леша глянул снизу вверх, но во взгляде явственно прочиталась насмешка. – Вы же понимаете. Мой папа сошел с ума. От него осталось наследство. И наследство делили. Мария Петровна хотела забрать все себе. И поэтому кричала на маму. А мама плакала. Тетя Галя сказала, что плакать нечего, а действовать надо. Ну и вот…
Он развел руками, и подсмотренный у кого-то жест обрел новый смысл. А парочка осколков слилась воедино.
– У дома хороший характер, – Леша сам замазывал клеем стыки. – Дом убивает плохих. А мама – хорошая. Ей нечего тут бояться. И вам тоже. Если только вы сами не думаете убить дом. Тогда он обидится.
Сказанное им ни в коей мере не являлось угрозой, скорее уж предположением, вопросом, подтверждения которому Леша ждал, но не получил. И, не получив, он замолчал, замкнулся, склонился над грудой осколков, составляя их бессистемно и куда менее успешно, чем перед этим.
