Наверное, поэтому, когда в начале смены он проделывал свой путь от металлической будки табельщицы по широкому проходу, в асфальтовый пол которого были втрамбованы то василькового, то сталистого цвета обломки стружек, и шел мимо рядов сверлильных станков — по одну сторону и по другую, — огромных расточных и фрезерных, со свисающими рядом с ними на хоботах пультами управления — на их дисплеях лениво сменялись и замирали тлеющие цифры, — шел мимо стоящих у этих станков на металлических и дощатых промасленных помостах рабочих, то чувствовал себя, будто в молодости, перед выходом на зеленое поле стадиона. И пока раз-другой, туда и обратно, проходил до границы своего участка, до стальной полосы на полу, закрывающей канаву стружкоудаления, все не мог подавить в себе это волнение. Шел, не замечая ни движения подъемного крана над пролетом, ни бесшумных желтых с красными и черными номерами автокаров, ни вспышек сварки — то тут, то там заваривали раковины на бракованном литье, — шел, жадно вдыхая успокаивающе привычный кисловатый запах окалины, которым наполнялся и наполнялся цех…
В первый же день, когда Федор Полынов появился в цехе, Василий Гаврилович решил, что парень должен быть с ним. Высокий, крепко сбитый, он не мог не понравиться Бабурину, очень ценившему в людях физическую силу. Увидев же, как Федор играет в футбол, Василий Гаврилович просто влюбился в него. Надо же — такой удар! С угла штрафной, не глядя на мяч, развернувшись почти на сто восемьдесят градусов на носке правой ноги, шведкой левой, оттянутой на уровень плеча, в падении срезать мяч в верхний дальний от вратаря угол…
Племяннице Василия Гавриловича шел тогда семнадцатый год. Анечка была старшая из двух дочерей его сестры, рано оставшейся без мужа. И Василия Гавриловича, который считался как бы опекуном племянниц, осенила счастливая мысль, что лучшей пары для Анечки, чем этот почти непьющий и работящий парень, не найти. За год-другой надо было исподволь ввести его в семью, создать ему авторитет на заводе.
Выступая на собраниях, Василий Гаврилович не забывал ставить Полынова в пример. А так как все знали, что старший мастер скуп на похвалу и так как Федор действительно работал с душой и взял себе два станка, то скоро его портрет появился на Доске почета цеха и заводская многотиражка написала о нем.
Василий Гаврилович особенно ярко представлял, как весенним выходным днем, когда так много работы на участке и в теплице, он привезет Федора на дачу и покажет ему всю усадьбу, намекнув, что рук не хватает и что к женской команде в самый раз еще бы одного мужика. И потом попросит его пособить по хозяйству, и они станут раскрывать парник или перекапывать огород, а он подмигнет сестре и Анечке на мускулистого кудрявого парня и обронит вроде бы в шутку: «Что, Анюта, подойдет в женихи?» И племянница вспыхнет и потупит черные озорные глаза.
