вассалы французской короны, герцоги Нормандский, Бургундский и Аквитанский,
графы Фландрский и Анжуйский во многих случаях проводили полностью
независимую от короля политику. Тулузский граф подчинил себе почти всех соседей
на юге, сделавшись чуть ли не единовластным правителем Лангедока и большей части
Прованса, а Блуаский графский дом, владевший огромными территориями, был в то
время настолько богат и силен, что могуществом и великолепием своим превосходил
королевскую власть. Все эти и другие, подобные им, властители французских земель,
оставаясь формально вассалами короля Франции, на деле часто игнорировали свои
обязанности «людей короля» и под малейшим предлогом были готовы восстать
против своего государя, о чем король хорошо знал и чего опасался, боясь прогневать
своих грозных поданных.
Следуя примеру графов и герцогов, малые вассалы, которых насчитывалась не
одна сотня, тоже старались отстаивать свою независимость, насколько это
позволялось расстоянием от крепостей крупнейших сеньоров и короля, прочностью
собственных укреплений и количеством подчиненных рыцарей. Причем, два
последних фактора напрямую зависели от количества золота в казне феодала. Именно
поэтому все эти мелкие князьки, пользуясь своей безнаказанностью и не считаясь с
законами, отбирали у своих подданных почти все, что могли и зверски расправлялись
с недовольными. Те из притесняемых, кто не считал возможным далее терпеть
произвол, в свою очередь, собирались в банды и выходили на большие дороги, где
грабили и убивали тех, кто был слабее их. Беззаконие, грабеж и насилие сделались
самым обычным жизненным условием того времени. Безвластие и произвол царили на
землях Франции почти повсеместно. Старые кое-как укрепленные дома феодалов,
обнесенные частоколом, и с деревянной башней посередине, уже не спасали своих
хозяев от разгула преступности и повсеместно сменялись мощными каменными
замками, прячась за высокими стенами которых, местечковые властители могли
держать себя вызывающе даже с королем.
Помимо остальных жизненных невзгод, в последние пятнадцать лет
одиннадцатого столетия долгая череда эпидемий и неурожайных «тощих лет»
постигла Запад Европы. Сотни тысяч крестьян умирали от голода и моровых
болезней, и даже многие феодалы жили почти что впроголодь. Доведенные до
отчаяния люди собирались в вооруженные шайки, убивая себе подобных уже даже не
из жажды наживы, а из элементарного чувства голода. Некоторые, подобно шакалам,
