Семейный вопрос в России. Том II | страница 34
Г. Серый говорит, указывая на крайнюю горесть, наступающую для любящих вне венчания, когда у них рождается ребенок: "Один и тот же акт - величайший из актов природы (а Бога? разве возможно рождение без произволения Божия?) - в одном случае украшает и радует родителей, в другом - марает и наполняет скорбью; в одном - скрепляет любовь, а в другом - надламывает ее; в одном - возвышает душу, а в другом - давит на нее. Кто же будет спорить, что в надломе этой тени или, вернее, сияния, приносимого с собой в мир ребенком, в этом диком, абсурдном делении детей на законных и незаконных - никакой роли не играла природа (и Бог)?! Кто усомнится, что только один эгоистично злой инстинкт человека все здесь напутал?! Принято считать два фактора стоящими поперек признания законности всякого рождения: церковь и стыд. А я думаю, что тут - заблуждение. Не церковь и не стыд раздвоили это сияние новой жизни, обратив его в мрачную темь. Оба эти фактора пошли лишь в помощь себялюбивому расчету людскому. Стыд, о котором столько справедливого сказал г. Розанов, - этот ужасный, вселенную наполняющий смрадом лжи, обманов, компромиссов, позорных ухищрений и даже преступлений, стыд материнства вне закона - есть лишь то свойство человеческой натуры, которая направляет людей плыть по течению жизни, а не против течения ее..."
Замечу здесь: мы любим даже революцию во всем, мы - фрондируем, и с чувством счастья, в законах, модах, в политике, в литературе. Но в рождении мы никнем долу при всякой мысли о фронде. Здесь мы отказываемся от всякой революции. Первый революционер и всякая анархистка становятся здесь кротки, как ягнята: "О, как бы родить законно!" Когда вдумываешься в эти тайны, в эти инстинкты, растериваешься: до чего же святы все эти рождающие, кротки, миролюбивы, законолюбцы! И тем ужаснее, что к этой-то воплощенной простоте и примирению поднесено жало отрицания: "Не признаем тебя! Нет тебе закона!" И тогда, опять через ужасную муку, дитя умерщвляется его кротчайшею матерью, на все бы согласною, на все бы готовою, лишь бы ее признали, и не находящею этого признания...
"Людской расчет, - продолжает наш автор, - проклявший внебрачное деторождение*, опирается на чувство стыда стадного. Этим стадным стыдом да суровой церковностью прикрылся от выцветения фальшивейший и бездушнейший из всех людских принципов - принцип незаконности рождения. Фальшивость его, помимо других доказательств, свидетельствуется простейшим сопоставлением: установлена ли, в уравновешение законности рождения, - законность смерти? Если есть незаконнорожденные, должны быть незаконно-умершие. Иначе нарушается основная, всюду разлитая в природе, гармония между жизнью и смертью".