Солнце уже садилось, над полями сгущался туман. В косых вечерних лучах каждая травинка отбрасывала тень. Колли Эдди носился по полю, гоняя комаров, и грыз гнилую деревяшку. Коровы стояли полукругом, низко опустив головы, наблюдали за Эдди, сопели и раскачивались, словно у них замерзли ноги. Время от времени они отходили пощипать траву или приближались, чтобы понюхать инструменты.
Эдди нравилась такая компания, и ремонт ворот не был в тягость. Как здорово иметь что-то свое! Эдди не мог нарадоваться на ветхий коттедж, сараи, амбар, восемь дойных коров не первой молодости и кур. Вчера сосед отдал ему двух новорожденных ягнят: выкармливать их не хватало времени. Эдди устроил малышей у печки под своими штанами и рубашками, которые сушились на стойке. Ягнята поджали ножки с блестящими копытцами и дремали. Их нужно было срочно покормить.
Слабые и беспомощные, они напомнили Элли сынишку. Люси кормили малыша, потом за дело брался Элли: заставлял Арчи отрыгивать, укачивал, менял пеленки, если нужно, — а это посложнее, чем свернуть тонкий носовой платок, и запах похлеще, чем от коровьей лепешки. Впрочем, Арчи особых проблем не доставлял.
Жена и сын умерли десять лет назад, и хотя порой казалось, что только вчера, Эдди уже считал их другой жизнью. Перемены произошли незаметно, но он давно не просыпался среди ночи, думая, что рядом спит Люси. Раньше в такие моменты он словно взлетал к солнцу, а потом снова погружался во мрак. Он давно не искал Арчи среди малышей, которых матери брали с собой за покупками, да и какой смысл, сейчас мальчишка уже был бы школьником.
В Чаринг-Кросс приходилось работать бок о бок с другими носильщиками, что очень утомляло Эдди, а необходимость ублажать пассажиров утомляла еще больше. Он всегда был нелюдим и в компании тушевался. Здесь, в Кенте, ничто не напоминало о прошлом, и душевные раны заживали быстрее. Возвращаясь домой, он уже не воображал, как Люси стоит у плиты или на крыльце с маленьким Арчи на руках.
В последние несколько месяцев он перестал чураться людей и даже полюбил разговоры с мистером Мэндером, который тоже был холостяком, и с посыльным бакалейщика, приезжавшим за яйцами.
Безлюдность и невозмутимое спокойствие Ромни-Марш навели порядок в воспоминаниях и отделили их от настоящего. Ветер разгладил морщины на измученном сердце и затупил остроту горя, от режущей боли которого Эдди почти не надеялся избавиться. Сердце успокоилось — каждый вдох уже не разрывал грудь: исчезли тоска о прошлом и напряженное ожидание дня, когда Люси его заберет, — рано или поздно этот день настанет.
