Она сделала ошибку, перебравшись сюда. Переезд во Флориду был идеей Аиры.
— Начать сначала, — повторял он, разложив брошюры по всему кухонному столу, и свет лампы, играя крохотными зайчиками, отражался от его лысины, золотых часов и обручального кольца. Элла почти не смотрела на блестящие фотоснимки: песчаные пляжи, прибой и пальмы, белые здания с лифтами, пандусами для инвалидных колясок и душами, опоясанными поручнями из нержавейки. Она думала только о том, что «Голден-Эйкрс» и дюжины подобных поселков для престарелых могут стать неплохим убежищем. Вернее, укрытием. Никаких бывших друзей и соседей, пристающих с разговорами на почте или в магазине. Которые, доброжелательно потрепав рукой по плечу, будут участливо спрашивать:
— Ну, как поживаете? Как держитесь? Сколько уже прошло?
Она была почти счастлива. Полна надежд, когда складывала вещи и закрывала мичиганский дом.
Она не знала. Не предполагала. Представить себе не могла, что центр и смысл поселка для престарелых — дети.
«Этого в брошюрах не было», — горько думала Элла. Каждая гостиная, в которую она входила, была забита снимками детей, внуков и правнуков.
«Моей дочери нравился этот фильм». «Мой сын купил точно такую же машину». «Моя внучка поступает в колледж». «Мой внук сказал, что этот сенатор — мошенник…»
Элла старалась не общаться с другими женщинами. И постоянно искала себе занятия. Приют для животных, больница, «Милзон-уилз», расстановка книг в библиотеке, оценка товаров в благотворительном магазинчике, колонка, которую она писала для еженедельной газеты поселка.
В это утро Элла сидела на кухне за чашкой чаю, любуясь отблесками солнца на кафельном полу и положив перед собой блокнот и ручку. Нужно закончить стихотворение, начатое на прошлой неделе. Не то чтобы она считала себя великой поэтессой, но Льюис Фелдман, редактор «Голден-Эйкрс газет», в отчаянии обратился к ней, когда штатная поэтесса сломала шейку бедра. Крайним сроком была среда, и Элла хотела освободить вторник для правки.
«Лишь потому, что я стара» — такой она придумала заголовок.
Лишь потому, что я стара,
И шаг не столь упруг,
И волосам седеть пора,
И сон — мой лучший друг…
Все. Больше она ничего не смогла выдавить.
«НЕ НЕВИДИМКА Я», — написала Элла большими прямыми буквами, но тут же все перечеркнула. Это была неправда. Она ощущала, что уже в шестьдесят ее перестали замечать, а последние восемнадцать лет она скользила по жизни легкой, никому не видимой тенью. Настоящие люди — молодые — смотрели сквозь нее. Кроме того, к слову «невидимка» очень трудно подобрать рифму. Может, лучше: «И все же, думаю, я что-то значу»? Так, пожалуй, попроще. Но какая рифма к «значу»? «Плачу»? «Сдачу»? «Удачу»?
