— Да, очень хорошая, — ответила Сюннёве.
И снова молчание, она рвала ягоды, а он просто шел рядом, с ней.
— Как хорошо, что ты согласилась пойти со мной, — сказал Торбьорн.
Сюннёве ничего не ответила.
— Нынче лето затянулось, — снова сказал Торбьорн, и снова она ему не ответила. "Нет, пока мы идем, мы ни о чем не договоримся", — подумал Торбьорн и сказал:
— Давай лучше подождем немного Ингрид.
— Давай подождем, — согласилась Сюннёве и остановилась.
Ягод здесь не было, но Сюннёве сорвала длинную травинку и стала нанизывать на нее ягоды, которые собрала раньше.
— Я вспоминал сегодня, как мы с тобой тоже шли к конфирмации, — сказал Торбьорн.
— Я тоже вспоминала об этом, — ответила Сюннёве.
— Да, много воды утекло с тех пор.
Сюннёве ничего не ответила, и Торбьорн продолжал:
— И произошло много такого, чего мы никак не ждали.
Сюннёве усердно нанизывала ягоды одну за другой, низко склонив голову. Торбьорн сделал движение, пытаясь заглянуть ей в лицо, но, заметив это, она снова отвернулась. Тут Торбьорн почти испугался, что ему так и не удастся поговорить с ней.
— Сюннёве, неужели ты так ничего и не скажешь мне?
— А что я должна тебе сказать? — спросила она. Она посмотрела на него и засмеялась.
Тообьорн собрался с духом и хотел было обнять ее за талию, но едва он приблизился к ней как решимость снова оставила его, и он лишь тихо спросил:
— Разве Ингрид не говорила с тобой?
— Говорила, — ответила она.
— Значит, ты все знаешь?
Она молчала.
— Ведь знаешь? — повторил он, подойдя к ней вплотную.
— Ты ведь тоже знаешь, — ответила она; лица ее Торбьорн не видел.
— Знаю, — вымолвил он и хотел взять ее руку, но она быстро спрятала ее.
— Когда я с тобой, я становлюсь трусом, — жалобно сказал Торбьорн.
Он не видел, как она реагировала на его слова, улыбнулась ли или рассердилась, и поэтому не знал, что говорить дальше.
— Давай говорить прямо, — вдруг сказал он решительно, но в голосе его не было уверенности. — Что ты сделала с моей запиской?
Она снова ничего не ответила и отвернулась. Тогда он подошел к ней, положил руку ей на плечо и склонился к самому ее лицу.
— Ну, отвечай же! — прошептал он.
— Я сожгла ее…
Торбьорн быстро обнял ее, повернул к себе, но тут заметил, что она вот-вот разрыдается, и сразу отпустил ее. "Как ужасно, чуть что она начинает плакать!" — подумал он. А Сюннёве вдруг тихо спросила:
— Зачем ты написал эту записку?
— Ведь Ингрид говорила тебе.
— Говорила… но это было жестоко с твоей стороны.
